– Для двух.
– Простите?
– Для двух, – наклоняю голову. – Среди погибших – моя жена.
Он судорожно сглотнул.
– Еще раз простите, – кивает. – Да. Для двух.
Когда я уже уходил, он меня еще раз окликнул:
– Простите, Егор… Вы… Ваш внешний облик мне кого-то очень напоминает…
Я усмехнулся.
– Вашего Князя, Ивар, – вздыхаю. – Именно его я вам, простите, напоминаю. Как бы я ни относился к этой бросившей меня в детстве сволочи, – он все-таки мой отец.
И вышел, аккуратно закрыв за собой дверь караулки.
Надо было выделить людей в похоронную команду и на обустройство лагеря во дворе крепости.
Надо было осмотреть технику и привести в порядок оружие.
И побриться, обязательно побриться.
Этот аккуратист Ивар выводил из себя своим безукоризненным внешним видом.
Как это не печально, но жизнь, увы, продолжалась.
Через день за нами пришел патруль, который должен был сопроводить отряд и посольства в Большой Сочи…
…Мы с Вожаком сидели в небольшом приморском кафе в самом центре города.
Вечерело.
За соседним столиком гуляли Гурам, Веточка энд компани.
Которая состояла в том числе и из Аслана: паренек, прошедший вместе с отрядом чудовищный переход от Джубги, наконец-то стал окончательно своим.
Остальные, в том числе шахтерские посланники, остались в выделенном комендантом бывшем военном санатории – отмываться и отсыпаться.
Их превосходительство Верховный правитель Юга России, в просторечии Князь (я так и не мог пока называть его отцом, даже мысленно), в своей горной резиденции временно отсутствовали.
Уехал в Сухуми о чем-то там договариваться с абхазами.
Будет через неделю.
В лучшем случае.
Нам было велено ждать.
Не знаю, что там сыграло свою роль – то ли высокий ранг Вожака, то ли то, что я оказался княжеским отпрыском, но отряду разрешили не разоружаться и привезли в город, разместив в переоборудованном под казармы княжеской дружины санатории.
Впрочем, джипаки с тяжелым вооружением все равно пришлось оставить на блокпосту в Магри – до Сочи мы добирались на лошадях.
По территории «княжества», по распоряжению Верховного правителя, на машинах передвигались только дружинные патрули.
Порядок есть порядок.
Машины обещали перегнать в Сочи попозже.
После прибытия Верховного.
…Ресторанчик был исключительно рыбным.
Мяса в Сочи вообще было очень мало и стоило оно чудовищно дорого. Зато рыба и вкусное местное пиво, которое подавалось в высоких глиняных кружках и обходилось, по столичным меркам, в какие-то гроши, безусловно, заслуживали уважения.
Запахи, по крайней мере, стояли одуряющие.
Вожак отдавал должное местной черноморской камбале, на мой взгляд, чересчур жирной (хотя, наверное, и безумно вкусной).
Я ограничился копченой ставридой.
Мы не торопились.
Разговор обещал быть долгим и непростым.
Отряд справился со своей работой.
Теперь нужно было понять, что делать дальше. И решать вопрос с оплатой труда.
Я уже говорил – мы не робингуды…
…Уходить было просто, к сожалению, некуда.
Лавины перекрыли горный путь через долину Мзымты на Каладжинскую, а повторять безумный маршрут через Туапсе – поищите дураков в другом месте.
Но и оставаться надолго в отцовском «княжестве» я, честно говоря, не собирался.
Хотя пообщаться с родным папашей стоило безусловно.
В конце концов, у меня кроме него никого не было.
Вообще.
Особенно – теперь.
Ну и, самое главное, необходимо было понять, что от меня нужно Вожаку.
Ведь не в качестве же обычного проводника он меня нанял: если бы Крылья захотели, они вполне могли набрать бойцов не хуже, чем в отряде, из «своих» – ветеранов среди фаши было более чем достаточно.
Да и стоило бы это изрядно дешевле.
Нет, я, оно конечно, всегда за то, чтобы человечество ценило мою уникальность.
Но не настолько же…
…Солнце стремительно ныряло в море.
Вдоль набережной зажигались электрические огни: перед самой Крымской войной местные власти успели построить несколько небольших гидроэлектростанций на стремительных горных речках, и энергии, слава Богу, было предостаточно.
По слухам, во всем, что касалось электричества и коммуникаций, папаша был до неприличия строг – нерадивых просто вешали на всеобщее обозрение, – зато его столица, по сути своей глубоко средневековая, никогда не знала проблем ни с теплом, ни со светом, ни с канализацией.
Энергетики образовывали отдельную касту: им прилично платили, хорошо кормили, обеспечивали жильем и пенсией.
Но и драли, в случае чего, как сидоровых коз.
Причем драли часто.
Княжеские дружинники были ребятами суровыми и чувством юмора не блистали.
Сбой в подаче энергии расценивался почти как государственная измена.
…Город жил торговлей.
Быстроходные, отлично вооруженные снежно-белые яхты «княжества» ходили по всему Черному морю, как у себя дома чувствовали себя в Средиземном и даже пару раз пытались штурмовать Атлантику. Возили, в основном, оружие, роскошный красный сочинский чай, пряности, великолепный абхазский табак, легкую украинскую марихуану.
С листьями неприхотливой коки, отлично прижившейся на Кавказе, и героином папаша почему-то не связывался.
Видимо, брезговал.
Картина на побережьях, по словам моряков, была получше, чем во внутренних областях Европы. И хотя драться им приходилось довольно часто, в большинстве портов сохранялся относительный порядок.
Если верить их словам, человеческая цивилизация вновь возвращалась в границы некогда великой Римской империи.
Дела «материковые» их волновали значительно меньше.
Правда, ходили упорные слухи, что Князь собирается торить путь через Большой Кавказский хребет в казачьи области, и это его подданным нравилось – новые рынки всегда интересны.
Даже, так сказать, «стихийным» экономистам.
…Нам наконец принесли чай.
Знаменитый сочинский – цвета красного кирпича, крепкий, пахнущий дымом и травами.
Пришла пора серьезного разговора.
Я закурил легкую сигарету с марихуаной и наклонился к Вожаку.
– Ну, Андрей Ильич, рассказывайте, – усмехаюсь.
Он усмехается в ответ.
Нагловато так.
Что, кстати, вполне для него естественно.
– А мне нечего рассказывать, Егор, – вздыхает. – Наши дела с твоим отцом – это наши дела. Ты свою работу выполнил. Теперь отдыхай, жди волнующей встречи…
– Вы хотите сказать, что я был обычным проводником? – морщусь. – В жизни не поверю!
Он жестом попросил мою сигаретку, послюнявил ее сбоку чтобы равномерней горела, и сделал одну за другой две глубокие затяжки.
Потом вернул ее мне, кашляя и отгоняя дым, сказал:
