дедушка, упаси его грешную душу Первозданный. Перед смертью он завещал мне отправить за ним в бездну мук и отчаяния шестьсот шестьдесят шесть шахтеров. Если я коснусь им тебя, то ты отправишь за ним. Он ждет… очень ждет таких, как ты. Мерзавцев, насильников и просто моральных уродов. Знаешь, для тебя ТАМ будет много работы. Очень много…
Зыркало хватает меня за запястье, но понимает, что мне по барабану на его трепыхание, заглядывает в глаза, трясется:
— Брат, не страши, а… Не бывает такого… Ты чего хочешь-то? Мы поняли всё. Нет работы, так нет. Уйдем, мешать не будем. Нахера нас убивать, а? Мы ж тебе ничего не сделали.
Мне, может и не сделал, да. Отвратительный гаденыш.
— Хочешь, чтобы я вас отпустил, да? А потом ночами думал, что же вы пятеро утырков устроите в своей жизни? Кого убьете, кого изнасилуете или ограбите. Знаешь, я так-то тоже хреновый человек и эгоист. Но мне нравится иногда считать себя хорошим. Ну, сам знаешь. Хорошее дело сделаешь и вроде как полегчало за все плохое. Так что вы будете моей индульгенцией. Да еще послужите благому делу.
По взгляд Зыркало вижу, что слово «индульгенция» слишком тяжелое для него. Хотя я понимаю, что аналогичное слово есть в местном языке. Понятно. Значит до грамот об отпущении грехов за деньги в Варгоне додумались, а до дистиллятора нет.
— Чего молчишь-то? А, ладно. Думаешь не бывает бездны, да? Ну, смотри.
Касаюсь черепом лежачего справа Кислого, и он с веселым «пу-у-ук» переносится в анклав. Прежде чем Зыркало соображает, что происходит и открывает рот, чтобы заорать, я касаюсь черепом и его.
«Пу-у-ук»
— Вот он обмочился-то, — одобрительно закивала Иона. — Дала бы золотой, чтобы глянуть, что сейчас в анклаве ему Костя втирает.
Протягиваю руку, улыбаюсь:
— Давай. Отправлю следом, посмотришь.
— Эм-м-м… Как-то… не хочу.
— Чего так? Боишься, что обратно не верну?
— Ну-у-у-у… ага.
Касаюсь черепом оставшихся троих. Так, итого еще один год и один месяц жизненных сил из запаса тролля. Если считать еще сто семнадцать гнилых бошек, то это уже два с половиной года. Терпимо. Тут я уже не свою жизнь трачу, а тролля. А нафига анклав, если им не пользоваться? Эти сто лет я сильно экономить не собираюсь. Зачем золото, если оно лежат в кармане и не работает. Так и тут. Только валюты другая.
Встаю, кидаю череп Ионе. Она ахает, но все же ловит его, смотрит на меня округлившимися глазами.
Хмыкаю:
— Что? Думала я и тебя отправлю? Как видишь, мог бы, но не сделал. Попридержи пока череп у себя, хорошо? Предупреди Торна и запрись в моей комнате. Чтобы не возникло проблем, когда я вернусь. Видишь, я тебе доверяю.
Протягиваю руку к Ионе, касаюсь черепа.
Свет…
…
Тьма…
Первым дело по ушам бьет визг Зыркало и Кислого.
Грозный голос Кости эхом отдается от стен:
— Я пожру ваши души, смертные ничтожества!!!
Да уж, тем трём повезло, что они в отключке. А вот Зыркалу и Кислому точно понадобится десяток психотерапий. Они вжимаются в пол, обнимают друг друга и орут, как умалишённые. Что поделать, вот такой я злодей.
Костя не унимается:
— А, явился внук мой! Наконец-то! Я так проголодался! Что отведаем сегодня? Разбойничью почку в гоблинском соусе «рыгунжок»? Или тушеную отбивную селезенку, предварительно выдержанную в крови девственниц? А может ты предпочитаешь свое любимое блюдо из колокольчиков?
Вздыхаю:
— Завязывай, Кость.
— Мастер, тяжело подыграть? Вам значит брехать можно, а мне нет?
Морщусь от криков. Бандиты в полном ахере от наших кулинарных вкусов.
— Я это редко делаю, а ты постоянно. Уже не смешно.
— Ну, это вам не смешно, мастер. Такое бывает у снобов, возомнивших себя самыми умными. Что, думаете пару холопов в Гнезде впечатлили, так в Аббатстве также получится? Жду не дождусь, когда попробуете. Вас там быстро на место поставят хе-хе…
— А ты прям рад этому. Блин, да замолкните вы или и правда почку сожру!
Помогает. Теперь они только ноют и обнимаются.
— Мастер, вы не любите крики страха? А жаль. Я бы вот ваш послушал. Не вот это ваше «я самый умный и красивый избранный этого мира», а «Не-е-е-ет, пощадите, умоляю! Я больше не буду самым самоуверенным зазнобой, считающих всех вокруг идиотами! Я сам идиот! Только не бейте!». Простите, мастер, я не слишком груб? Хотите сделаю вам пару комплиментов?
Уже достал.
Сажусь на каменную лавку, закидываю ногу на ногу, наблюдая за бандитами. Нужно дождаться, когда они успокоятся. Сейчас говорить с ними бесполезно.
— Валяй, — усмехаюсь я. — Похвали меня.
— Да без проблем. Вы самый умный и красивый охмуритель с одним маленьким орешком.
Киваю:
— Верно подмечено. Я выиграл. Иона сама меня поцеловала.
— И как оно, кстати? Правда девственница?
— Вполне. Неопытная.
— Это не показатель. Думаете ее в лагере Штиблета в губы часто целовали? Хотя, может и целовали, но не в те губы… В общем, у нее там была другая работа ртом. Так что не спешите с выводами. А то знаю я вас, героев. Всех невинных стерв под венец через месяц тащите.
— Костя, ты дурак?
— Периодически. А что?
— Выполняй уговор. Череп в пять раз меньше.
— Может все-таки орех?
— В. Пять. Раз. Меньше.
— Сделано. Достаточно приказать катализатору, и он уменьшится. Это, кстати, необратимо. Так что подумайте хорошенько стоит ли оно того. О, смотрите-ка! Бей его! БЕЙ ПО РЕПЕ!!!
Зыркало думал, что я не слышу, как он крадется ко мне со спины. Он со всей дури разносит о защитный барьер вокруг меня банку с гомункулусом. Уныло поворачиваю голову в его сторону:
— Знаешь, Кость. Я согласен на бандитскую печень под гоблинским соусом. Готовь противень.
Глава 21
Я наблюдал у бандитов все пять
