искрой в глазах. Всегда хорошая стрижка и выбритое лицо. Сейчас на него смотрел чужой и незнакомый человек, которому явно за тридцать, хотя четко знал, что всего двадцать три. Считал каждый день, прожитый без Миры, каждый день, который не должен был прожить. У незнакомца в зеркале бледная кожа, длинные, почти до плеч, волосы, неопрятная и редкая борода с седыми прожилками, несколько розовых шрамов на губах и уставшие серые глаза. Поднял руку, чтобы удостовериться, что отражение его. Человек в зеркале повторил. Ущипнул себя за щеку, и тот, в зеркале, сделал то же самое. Закрыв глаза, глубоко выдохнул и оперся руками на края раковины.
— Эй, с тобой там все нормально?
— Ага. Выхожу, — Марк еще раз протер лицо водой и вышел в зал.
— Ну так что, есть хочешь? Скоро остынет, а в попкорне самый смак, когда горячий — карамель еще тянется.
— Мне перевязку сделать надо.
— А, понял, хорошо, тебе помочь?
— Справлюсь, — поднял свой рюкзак и начал выкладывать на стол содержимое.
— Да что ты как Эльза, отмороженный какой-то. Давай помогу, самому мотать-то неудобно, — Джавид бесцеремонно встал рядом и начал раскладывать бинты и мази. — Ножниц нет, сейчас ножик притащу.
Марк разрезал перевязь на руках и осторожно, чтобы не повредить ранки, начал снимать бинты.
— Нифига себе! Ты их что, в газонокосилку засунул, что ли? Вот это раскромсало. Уже зажило почти. Ты уверен, что надо перевязывать? Тут только дырки от швов остались, и те заживают, им воздух нужен, а ты под бинтами паришь.
Марк посмотрел на Джавида и почесал зудящие предплечья.
— Наверное, — задумался, что дальше делать с руками, так как логическая цепочка снять бинты — обработать — намазать — забинтовать была прервана.
— Сейчас надо кожу простерилизовать, тут алкашка есть, можно ей протереть, и намазать чем-нибудь. О, у тебя тут даже Бепантен есть. Запасливый, сейчас сделаем.
Протерли руки принесенной из бара водкой. Джавид внимательно всматривался в лицо Сахарова, ожидая реакцию, но ни одна мышца не дрогнула. Мазать руки Марк не доверил, сделал это сам.
Закончив, подошел к ведру попкорна и закинул в рот сладкий шарик. Такой приятный и уютный вкус. Вкус возвращающий в прошлое. Афиши, очереди в кассу и за колой с попкорном, откидные сидения, рекламный блок перед фильмом. Всегда ходили в кино с Мирой. Это было их любимым хобби. Не пропускали ни одну премьеру и после сеанса еще несколько часов гуляли по городу, доедая попкорн и обсуждая просмотренный фильм. Она всегда больше обращала внимания на актерскую игру и эмоциональный фон просмотренного, он же акцентировался на сценарии и режиссуре. Сейчас, когда голова опять стала ясной от таблеток, понял, что ждать дома никто не будет. Может быть, только братья, если остались живы. Но ни сестры, ни родителей там точно не будет, как бы этого не хотел.
— Как тебе вообще это все? — Спросил Джавид, жуя попкорн и запивая газировкой.
— Это что?
— Чувак, ты застал конец света. Про это сняли сотни фильмов, написали тысячи книг и песен, а застали это единицы, и ты один из них.
— Не знаю. Я особой разницы не увидел, — ответил Марк.
— В смысле? Какой разницы? — Джавид перестал жевать и уставился на собеседника.
— Для меня мир уже давно умер.
[1] Персонажи книги «Человек-Амфибия» 1927 года Александра Беляева
[2] Билли Миллиган — самый известный пациент с диагнозом «множественная личность» в современной психиатрии, прообраз персонажа из к/ф «Сплит» 2016 г.
[3] Отсылка к персонажу из фильма «Сплит» 2017 который страдал от множественных личностей.
30 августа.
Ростов — на — Дону.
Он шел по широкой алее, проходящей между двумя полосами разностороннего движения в самом центре города. Яркое солнце отражалось от фасадов зданий всех стилей, от ампира, русского классицизма и эклектики, до современного модернизма. Двухэтажные особняки царских времен, с лепниной, барельефами и высокими окнами, соседствовали с безвкусными громадинами из стекла и бетона. Зачастую дом, достойный звания памятники архитектуры, пошло перекрывали вывеска пивной или салона красоты. Просто гулял, без какой-либо цели или маршрута. Глазел на город. Крупные мегаполисы без людей выглядели как китайский карнавальный дракон, валяющийся на складе. Когда змеем управляют люди, он красив и величествен, паря в воздухе на потеху публике, но как только кончается карнавал, он становится грудой ненужной разноцветной бумаги, потерявший всякий смысл и предназначение, глупо и нелепо гниющей посреди пыльных коробок. Когда остаешься один, и можешь посмотреть на все взглядом зрителя, со стороны, не принимая участия, многое становиться глупым и нелепым. Все дорогущие машины и особняки, виртуальные нули на банковских счетах, что это дало человеку, умирающему так же, как и сотни миллионов других, сходя с ума от температуры и обезвоживания. Как будет выживать человек, всю жизнь посвятивший карьере банкира или политика, при этом не имея элементарных прикладных навыков, передвигающийся только с шофером, есть то, что приготовит повар или домработница, детей которого воспитывают гувернантки, привыкший платить за все, лишь бы не делать самому, что он будет делать сейчас, когда все богатство не имеет никакого значения, и деньги, это лишь бумага, которая даже не очень хорошо горит?
Еще одно из отделений известного «зеленого банка», двери сорваны с петель, внутри осколки стекла и раскуроченные банкоматы. Люди из второй волны зачастую ударялись в мародерство, еще не осознавая, что финансовая система это самое первое, что потеряет какой-либо смысл в умирающем мире. А вот не разграбленные аптеки, магазины для спорта и туризма, превратились в новое Эльдородо[1].
Солнце пекло как в середине лета, он предпочел оставить свою куртку на мотоцикле, даже в футболке жарко. Редкие облака изредка закрывали светило, но это не спасало. От края до края горизонта туч не наблюдалось, жара продлиться еще не один день. Посмотрел на небо, и подметил что родной синий цвет теперь кажется непривычным. За месяц фиолетового небосклона свыкся и перестал обращать внимание. Обычный цвет возвращался не сразу. Постепенно, день за днем, свод над головой терял насыщенность пурпура как увядающий ирис, и в один из дней заметил, что уже и непонятно какого цвета больше, голубого или сиреневого. Тогда еще скитался по столице, не понимая, что делать раньше. Встречал таких же потерянных, как и он, людей. Завидев незнакомца, как перепуганные зверьки, они тут же старались скрыться в лабиринтах белокаменной. В то время вокруг развернулась картина под стать кисти Брюлова[2]: человечество умирало, корчась в агонии вирусной эпидемии. Все, кого знал, любил, ненавидел, за шесть дней перестали
