— Яволь… — чуток приободрился тот. — Один момент…
Пауль скрылся за дверью, а Хохлов опустился на стул. Как бы он ни хорохорился, а нервы у человека не железные. Артисты на сцене за вечер как устают? Так им максимум не поаплодируют за фальшь…
Немец обернулся и в самом деле быстро. Неся банку тушенки, луковицу и полбуханки хлеба.
— Соображаешь, — похвалил его Хохлов.
— Оберштурмбанфюрер велел, если все пройдет как надо, наградить тебя недельным пайком. Вот я и прихватил немного, авансом…
Пауль проворно вскрыл банку, нарезал лук и хлеб. Вынул из буфета пару рюмок и наполнил их с такой же завидной сноровкой.
— За победу! — торопливо произнес Хохлов, опасаясь, как бы ему не пришлось пить за здоровье Гитлера.
— Прозит… — кивнул Пауль и поспешно опрокинул рюмку. Потом вытаращил глаза и побагровел.
«Черт! — выругался мысленно военврач. — Забыл предупредить, что это спирт…»
— Нюхни… — сунул немцу под нос хлеб.
Тот сделал усилие и таки смог втянуть в себя воздух.
— Теперь ложку тушенки. Она жирная, смажет пищевод… Извини. Я как-то уже свыкся с крепостью своего шнапса. Мне же для дезинфекции всегда первач отбирают. Почти как спирт… Да ты присядь, — Хохлов только теперь обратил внимание, что Пауль все время стоит.
— Не могу, — отдышался тот. — Ух, забористый… Чирей у меня…
— На заднице? — улыбнулся Хохлов, наливая по второй.
— Тебе смешно, — поморщился немец. — А я как подумаю, что в любую минуту тревогу объявят, дрожь пробирает.
— Неужто боишься? Ни за что не поверю.
— Ты не понял, — отмахнулся тот. — Мне, по тревоге, за руль садиться. А как?
— Вот оно что… Ну так сходил бы к фельдшеру. Чирей вскрыть особого ума не надо. Секунда боли — и все. Чего мучиться?
— Если бы все было так просто.
Пауль от огорчения махнул вторую рюмку даже без тоста. И — без неприятных последствий. Только покраснел и вспотел еще больше.
— Господин Штейнглиц чрезвычайно брезглив. Если узнает, что у меня чирей на заднице… Как пить дать отстранит от себя.
— Еще лучше. Отдохнешь… — Хохлов только теперь понял, кто с ним рядом. — Небось у денщика служба-то нелегкая.
— И не говори… — вздохнул тот, наливая по третьей. — Зато верная. Куда он, туда и я. А подполковника СС, небось, в окопы не отправят.
— Тоже верно.
Выпили, закусили, закурили.
— Тут ты прав, Пауль. Твой офицер, видать, большая шишка.
— А то… — согласился денщик. — Сейчас — особенно важно рядом быть.
— В смысле.
— Его отсюда в любом случае эвакуируют. Вот и я, если рядом окажусь — уцелею. А тут такая пакость… — У немца даже слезы на глаза навернулись.
— Перестань, — Хохлов легонько хлопнул его по плечу. — Ты не забыл, с кем разговариваешь? Сейчас мы твою проблему — чик и все.
— Ты… ты серьезно?
— Нет, шучу. Снимай штаны, страдалец… Небось, не сложнее, чем роды принимать…
* * *
Минут через пятнадцать довольно улыбающийся Пауль вполне комфортно сидел на стуле. Правда, соблюдая при этом некую осторожность и скупость движений, а еще — время от времени недоверчиво посматривая под себя. Но все это уже относилось скорее к вымышленным страхам, чем к реальной боли.
— Спасибо, Йоган, — в который раз восторженно повторял немец. — Ты настоящий волшебник.
Вовремя сообразив, что имя Иосиф фашисту может не очень понравиться, Хохлов назвался Иоганном.
— Ты меня просто спас. О майн Гот, как же хорошо! Твои пациенты, наверно, души в тебе не чают…
— Это как понимать? — удивился Хохлов, рассеянно слушая пациента и думая о том, что не приведи господь, кто-то об этой «операции» узнает. Засмеют…
— Рука у тебя легкая. Это ж не первый чирей в моей жизни… Но так быстро и совсем без боли меня еще ни разу не резали. Вот я и говорю…
— А чтоб ты знал… — Хохлов скорчил самодовольную мину. — Животные гораздо чувствительнее человека. Просто они ругаться не умеют, вот и кажутся нам бесчувственными.
— Наверно… — равнодушно пожал плечами Пауль, который хоть и вырос на ферме, но особой любви к живности не испытывал. Напоить, накормить, почистить. А потом — подоить или зарезать, вот и весь нехитрый набор действий в общении с животными, которым он руководствовался с детства и до призыва в армию. — Вот… я тут… тебе… — он полез рукой в нагрудный карман.
— Погоди, — удержал его Хохлов. — Хочешь отблагодарить?
— Да. Хочу.
— Тогда помоги мне… — военврач сделал вид, что ему неловко просить, и он, как бы в нерешительности, умолк.
— Говори, — ободряюще кивнул унтершарфюрер. — Я твой должник. Сделаю все, что в моих силах.
— Возьми меня с собой.
Просьба была столь неожиданной, что Пауль даже не удивился, а только переспросил:
— Куда?..
— Ну ты говорил, что если тревога… Так я бы с вами подъехал…
— Йоган, ты что, пьян? Куда подъехал?!
— Домой… — теперь удивленно таращился на собеседника Хохлов. — Куда же еще?
— А откуда ты знаешь: куда мы ехать будем? — притворно пригрозил пальцем Пауль.
— Так другой дороги нет. Только вниз, к реке. Нет, если нельзя… — он развел руками. — Я все понимаю и не настаиваю. Но Ядвига точно не поверит, что меня к кошке вызывали. Ночью… Несмотря на паек. Как минимум неделю зудеть будет. А вот если б я с военной машины слез — она б и расспрашивать поостереглась. Живой — и ладно.
— Ах, вот ты о чем! — улыбнулся Пауль. — Жены боишься?
— Опасаюсь… — кивнул Хохлов. — Очень уж у нее голос противный становится, когда меня пилить начинает. Вся в тещу. Хуже чем телега несмазанная. Аж голова трещит. Хоть из дому беги.
— Ну это решаемо, — Пауль ободряюще похлопал врача по плечу. — Утром лично отвезу тебя на мотоцикле. А если дома еще пара литров дезинфицирующего раствора найдется, то и пайка в коляску можно больше чем на неделю положить. Смекаешь? Думаю, фрау Ядвига останется довольна. Я бы прямо сейчас это проделал, но господин полковник запретил кому бы то ни было покидать территорию монастыря в темное время суток. Так что придется ждать утра.
— Это если тревоги не будет. А если будет?
— Тогда извини, Йоган… Придется пешком.
— Но вы-то все равно на машинах? — с пьяным упрямством продолжал Хохлов. — Или на танках?
— Были б танки, я бы тебя на броню посадил… — Хорошо продезинфицированный немец тоже порядком утратил бдительность и пытался объяснить врачу, что это не его вина. — В грузовике нет места. Там поеду я и господин подполковник. А в вездеходе — охрана.
— А в кузове?
— С ума сошел?! К грузу даже приближаться запрещено! Оберштурмбанфюрер прикажет нас с тобой расстрелять, даже не слушая объяснений.
