– Я согласен, – сказал Джек, все еще не понимая, чего от него ждут.
Биркс сосредоточилась и с минуту молча смотрела перед собой, а Зломин ежесекундно облизывал губы и разрабатывал пальцы, словно собирался играть на рояле.
За спиной Джека, на сцене, продолжался танцевальный номер. Мелодия, сопровождавшая выступление артистов, была унылой и однообразной, как скрип колеса. Ее звуки царапали Джека по позвоночнику и создавали ощущение дикого дискомфорта в обществе непонятных людей, коробки с белыми мышами и с кипящим молоком, которое почему-то называли «крем-оранж».
Биркс глубоко вздохнула и положила ладонь на гладкую поверхность стола, а затем стала медленно двигать ее в сторону Зломина.
Джек удивленно следил за этой непонятной пантомимой, чувствуя, что присутствует при каком-то важном, но неприличном действии. Пальцы Биркс и Зломина переплелись, их взгляды стали влажными и переплелись так же, как и их руки.
– Говори, – сказал Зломин.
– Что говорить? – безжизненным голосом спросила Биркс.
– Рассказывай четвертый стих из Вервальда.
Чтобы снять неприятное впечатление, Джек решился попробовать бурлящий напиток. И выяснилось, что это было охлажденное молоко с ванильным сахаром, а извержение углекислого газа производил маленький генератор, приклеенный к самому дну стакана.
После нескольких глотков Джек ощутил в желудке приятное тепло, и это говорило о том, что в «креме» содержался алкоголь.
На дивном берегу, под солнцем Мира Ликета, —
зазвучал голос Биркс. Он принял новую, певучую и торжественную, окраску, и Джек невольно стал вслушиваться в эти слова.
Живет Вервальд, послушный ветру с севера,
Своим крылом он укрывает путника
И нагоняет тучи, если в гневе он.
От волнующего звучания стихов глаза Зломина закрылись, голова откинулась назад, и из-под тонких, подрагивающих век покатились слезы.
А Биркс продолжала декламировать и выглядела ничуть не лучше Зломина.
А если я приду и стану возле молота,
То взмах его найдет опору твердую.
«Подумать только, и весь этот спектакль из-за полуящика мышей для ее удава», – подумал Джек, мысли которого под влиянием коктейля приобрели какую-то необыкновенную ясность.
Во мне одном, в моих движеньях, быстрой поступи…
Казалось, Биркс говорила так громко, что все вокруг должны были бы обернуться.
Джек осторожно оглянулся, но не заметил ни одного любопытного. Все посетители кафе были заняты только своими делами, и лишь некоторые смотрели на сцену, где новая пара танцовщиков изображала влюбленных змей.
Все происходившее вокруг Джек воспринимал как в тумане. Множество чужих лиц, отражавших непонятные ему эмоции, переплетенные пальцы, запрокинутые головы, тяжелое дыхание.
Это были чужие лица – все, кроме одного, освещенного огнями барной подсветки. Перебитый нос, несколько заметных шрамов, напряженная поза и глаза, стригущие полумрак зала. Джек узнал его – это был Энрике Коррадо.
Такси Джека Холланда было безвозвратно потеряно. Гонка потеряла всякий смысл, и Энрике хотел уже выйти на ближайшем перекрестке, но передумал.
– Где здесь самое людное место?
– На Главной площади.
– Давай туда.
Как оказалось, Энрике не ошибся. Едва только его такси выехало на площадь, как им навстречу проехал автомобиль, на котором уезжал Холланд. Машина была без пассажира, и Энрике понял, что он на правильном пути.
– Теперь езжай вон туда, где толпятся какие-то придурки, – указал он.
– Это кафе «Бумба». Там собираются психофаги.
– Кто-кто?
– Психофаги. Они поглощают психические бактерии и утверждают, что видят мир изнутри.
– Пусть поглощают что хотят. Мне это не мешает, – усмехнулся Энрике.
Машина остановилась возле «Бумбы», и, расплатившись с таксистом, он выбрался на тротуар. Покосившись на группу молодежи, толкавшейся у входа в кафе, Энрике неспешно двинулся прямо на них.
От гангстера исходила такая угроза, что молодые люди сразу расступились и отошли подальше, чтобы даже случайно не коснуться этого человека, заряженного смертельно опасными флюидами.
То, что Энрике увидел внутри, ему не понравилось.
Здесь пахло сумасшедшим домом – отделением для тихопомешанных. Эта атмосфера была ему хорошо знакома. Еще мальчишкой он посещал лечебницу для душевнобольных, где находился его дядя Мануэль.
Эти посещения происходили каждое второе воскресенье месяца, и всякий раз мать поднимала Энрике очень рано. Потом дядя Мануэль умер, и визиты в лечебницу прекратились.
«Не самое лучшее место, чтобы стрелять в Холланда», – подумал Энрике и, плохо ориентируясь в полумраке, двинулся в сторону светящегося бара.
Слабые светильники позволяли видеть ряды бутылок и самого бармена, встряхивавшего шейкер в такт звучавшей со сцены музыке.
«Да она, кажется, поет…» – определил Энрике, заметив, что сидящая на сцене девушка шевелит губами.
Подойдя к стойке, он присел на высокий стул и, взглянув на бармена, сделал заказ:
– Чего-нибудь легкого.
– «Крем-оранж»?
– Давай, – махнул рукой Энрике и незаметно дотронулся до пистолетов. Царившая в кафе атмосфера не позволяла расслабиться.
– Ваш заказ, мистер, – сказал бармен.
– Что это такое? – удивился Энрике, глядя на извергающий пузыри напиток.
– Ничего страшного, мистер, это просто углекислый газ.
– Ну, если только это… – Энрике пожал плечами и сделал осторожный глоток.
«Мороженого какого-то намешали, – решил он, оценивая вкусовые качества напитка, немного отпил, потом еще – «крем-оранж» таял во рту и приятно разогревал горло. – Э, да меня повело, – отметил Энрике, глядя, как расплываются стены, столы, стулья, люди и их лица. – Нужно собраться. Собраться немедленно и больше не пить эту дрянь».
Он отодвинул бурлящий стакан и, стараясь сконцентрироваться, начал всматриваться в лица посетителей.
Вот толстяк с трясущимися губами держит за руку девицу с выбритой головой. Девица что-то быстро говорит и гладит руку толстяка. Видно, что парню приятно.
А вот другая пара. Она черноволосая с четкими и выразительными чертами лица. Он похож на кузнечика – худой и высокий. Бедняга сидит на стуле в неудобной позе, и его колени упираются в крышку стола. Эти двое тоже соприкасаются руками. Девушка что-то то ли поет, то ли рассказывает, а ее партнер едва не исходит слюной. Его голова мелко трясется, а слюнявые губы кривятся в торжествующей улыбке.
