По крайней мере, беглецы уже ставили вдоль берега шалаши. На прежних ночных стоянках этого не наблюдалось. Суетились мужчины, ломая молодые деревья, тащили к берегу тонкие стволы и сучья, женщины хлопотали возле костров.
Тоненькой линией уходила вкось от берега на юго-запад странная лесная просека.
Начиналась она от самой воды срезанными и обожжёнными верхушками деревьев. Подальше деревья были обломаны и обожжены посерёдке. Ещё дальше — только обгорелые пни торчали. Между ними валялись замшелые стволы. Ещё дальше шла гладкая, заросшая травой поляна отчётливой прямоугольной формы. Упиралась она в почти идеально круглый котлован, заполненный водой и окружённый кольцом горелого леса. Как будто взорвалось тут что-то и опалило всё вокруг.
Если бы водилась на планете тяжёлая артиллерия, я мог бы сказать, что лес пропахал громадный снаряд. Но артиллерии на планете не существовало. И, значит, образовать просеку с котлованом под занавес мог только очень крупный метеорит. И сравнительно недавний. Упал он тут несколько лет назад. Травой всё позарастало, а кустарник на полянке ещё не вытянулся, не заматерел. Вполне можно сажать вертолёт прямо на него — не помешает. Собственно, если и сажать, то только здесь. Больше такого простора на южном берегу реки нет.
Ну, предположим, посажу я сейчас машину, пойду к здешним мужикам, скажу: «Здравствуйте, я ваш дядя! Вот, возьмите пилу, чтоб деревья валить. Хотите, научу ею пользоваться?»
Пока буду учить, мне сзади, вполне возможно, проломят голову дубиной. Чтоб не лез под горячую руку к озлобленным людям. Тем более что вертолёт они уже разглядели, узнали — как старого знакомого! — и вот бегом прячутся по кустам. За весь долгий и страшный их путь с юга на северо-запад не видели они от вертолётов ничего хорошего. Только дым, огонь, грохот, вой да ужасные красные фигуры прыгающих злобных богов.
Небось и сейчас беглецы ждут, что их отсюда прогонят.
Наверное, не так к ним надо прийти! Лучше уж на ранце — как человек к людям, как к купам я пришёл… Не знает же племя, что в вертолёте тоже сидит человек. Воспринимает машину как чудовище, как злого летающего дракона, этакого Змея Горыныча. И, может, со временем сложит былины про то, как местный Илья Муромец этого злого Горыныча обманул и победил.
Да и в другое время с ними лучше разговаривать, в спокойное. Когда они сыты, устроены и потому благодушны.
Ладно! Главную информацию я получил, через денёк можно её проверить, а сейчас — к холмам! На геологическую разведку.
…Крошечное голубое озерко посреди холмов гляделось сегодня совсем не так невинно и прелестно, как в первый раз. Берега его были замусорены, на них, словно язвы, чернели кострища, валялись обломанные стволы молодых деревьев, белели обглоданные кости. Один из костров ещё не погас и еле теплился. Возле него мне почудилось какое-то шевеление в кустах. Кто-то там, похоже, затаился. И вряд ли это был зверь. Не стал бы зверь прятаться возле костра.
Ну, что ж… Надену ранец, включу ЭМЗ, медленными шажками подойду к костру. Может, кого и обнаружу? Если и отстал кто, то наверняка больной или раненый. Авось, ни с копьём ни с палицей он на меня не бросится, оружие применять не придётся. А если получится разговор, узнаю хоть что-нибудь о племени.
Посадить вертолёт удалось недалеко от костра. Берег тут вдавался в озерко маленьким гладким мысом, который я видел в прошлые визиты сюда. Но тогда на этом мысу росли молодые деревья и кустарник. Теперь же от деревьев лишь пеньки торчали, кусты были выдраны и сожжены. Остались лишь песок, камни да свежие ямки от выдранного кустарника. На эти ямки и опустилась машина. Посадил я её ветровым стеклом на костёр. Чтобы понаблюдать прямо из пилотского кресла. Дикари обычно любопытны и нетерпеливы. Если они обнаружат мою неподвижность, начнут двигаться сами.
Так оно и вышло. Минут через десять кусты возле костра задвигались, и из них высунулась нечёсаная детская голова. Прямо на меня глядели пронзительные насторожённые глаза. Стекло кабины было слегка тонированное, снаружи сквозь него ничего не увидишь, и ребёнок не мог догадаться, что за ним наблюдают. Поэтому он постепенно осмелел и приподнялся. Под головой обнаружились худенькие тёмные плечи. А рядом вынырнула из кустов ещё одна детская голова. И под нею тоже обнаружились худенькие плечики. Второй ребёнок был явно младше первого.
Оба постояли в кустах молча, неподвижно, и старший ребёнок что-то сказал — раскрыл рот. Тотчас из кустов поднялась девочка-подросток, с полоской шкуры на худеньких бёдрах, с маленькой, едва обозначившейся грудью и копной нечёсаных волос на голове. Было ей, по моим понятиям, лет двенадцать-тринадцать.
Я понимал, что стоит мне задвигаться — и дети исчезнут, нырнут в кусты, убегут под их прикрытием. Надо чем-то их успокоить, привлечь, заворожить. Чем же, кроме музыки?
Ах, Розита, Розита! И тут ты меня выручаешь!.. Ведь в машине твой подарок — те кассеты, из которых давно стёрты тайные призывные любовные твои слова. Второй год таскаю кассеты с собой. А слова — помню. И рад бы забыть, да не могу.
И вот вставлена в маг кассета с шопеновскими вальсами, и включён наружный динамик — тихонько, робко! — и дети слушают, не шелохнутся, и глаза их из насторожённых становятся постепенно задумчивыми, растерянными, удивлёнными.
Оно и понятно: ничего подобного никогда они не слыхали. На их месте и я задумался бы и удивился.
Дети боязливо выходят из кустов, медленно, с опаской, двигаются к вертолёту и впитывают в себя нежные мелодии.
И под них я так же медленно, осторожно открываю дверцу, выглядываю из машины и улыбаюсь детям самой широкой и лучезарной улыбкой, на какую способен.
Они смотрят на меня молча, поначалу испуганно, но я неподвижен, и мальчишка, который выглянул из кустов первым, первым же и улыбается мне.
Я показываю ему издалека, несколько раз, действие зажигалки, и это заставляет его сделать ещё несколько шагов к вертолёту. Со ступенек лесенки я медленно протягиваю зажигалку к его рукам. Он стремительно подскакивает, выхватывает её из моих пальцев и отпрыгивает обратно, к своим сёстрам. Потому что маленький ребёнок, весь голенький, оказывается девочкой. Ей лет семь-восемь. А мальчишке — десять-одиннадцать. Они очень похожи друг на друга, даже издалека видно: одна кровь!
Разумеется, зажигалка в пальцах мальчишки не действует. Я вынимаю из кармана вторую и показываю её действие на расстоянии. Мальчишка внимательно смотрит, приближается, пытается повторить мои движения. Мелькает искра, и уже одно это приводит его в полный восторг. Он даже подпрыгивает от радости.
