Но это всего лишь взрывалась черепица.
— Приготовиться! — Райан сразу забыл о личных счетах. — Сейчас побегут!
Первыми город покидали псы. С тощими горбами, длиннолапые, плешивые, они неслись на людей, роняя клочья пены из раззявленных пастей. Кто-то, не выдержав, дал очередь, но большинство орудий промолчало — на животных не стоило тратить боеприпасы.
Один пес промчался рядом с Ксандром, не обратив на него внимания, — зверя гнал дремучий инстинктивный ужас, по сравнению с которым вооруженный человек не опаснее мыльного пузыря. Ксандр долго еще слышал заполошное, хриплое дыхание пса.
Потом появились магулы.
Сдержаться и не стрелять оказалось очень сложно. Магулы бежали на четырех лапах, как земные гориллы, неуклюже, но быстро. Ревели, орали, визжали. Оглядывались на подступающее, хотя еще далекое пламя.
Гранчи делали очередной круг, и новые районы вспыхивали, загоняя жителей в огонь или под пули.
— Огонь! — приказал Райан.
И магулы падали, скошенные очередями, разворачивались и метались, не зная, какую смерть предпочесть. Они почти разумны — Предтечи заселили мир, приматам которого осталась пара шагов до человека. Не хотел бы Ксандр встретиться с обретшими рассудок магулами — тварями хищными, подлыми и очень сильными.
Первых людей Ксандр, увлеченный охотой на магулов, не заметил. Лишь по выкрикам Вацлава — приятель, забывший лингвейк, матерился по-русски — понял: началось. На этот раз началось по-настоящему.
Если звери уходили стаями, то люди — поодиночке. Сначала они устремились вперед, но, заметив оцепление, попрятались за полуразвалившимися домами и теперь двигались короткими перебежками, отстреливаясь.
Из города с ревом, перекрывающим гул пламени и гранчей, выкатило чудо местного автопрома — паромобиль. Он дребезжал, подпрыгивая на неровностях дороги, и воспоминание бичом ударило Ксандра: печка, подбрасывает поленья Камачек, белозубо улыбается брат Зармис… Вонь, чад.
Труба паромобиля изрыгала дым.
Ударил пулемет, машина пошла юзом, скрежеща, опрокинулась и остановилась, крышей упершись в бугор. Колеса продолжали вращаться, разбрызгивая грязь. Ксандр сомневался, что кто-то из пассажиров уцелел.
Следом выехали телеги, запряженные обезумевшими рогачами, и другие паромобили. Аборигены, завидев оцепление, выпрыгивали и бросались наутек, некоторые шли на прорыв. Рогачи рвались вперед и, скошенные очередями, с ревом падали. За созданным их телами заслоном прятались люди.
Сколько их тут? Не сотни — тысячи. Будь у повстанцев время на подготовку, они прорвали бы оцепление. Но гудящей стеной надвигалось пламя, сеяло панику и выдавливало их из города. Ксандр едва успевал перезаряжать пулемет, казалось, он раскалился и жжет руки.
Райан палил из разрядника, Вацлав сопровождал каждый выстрел комментариями: «Получи, н-на те, чурка, н-на!», шум стоял невозможный.
Ксандр утратил чувство времени. Медленно бежали терианцы, разевали рты и падали, как в замедленном кино. Трупы оставались у подножия холма. С небес падал не снег — пепел, ложился на перекошенные лица погибших, машины, одежду.
События отдалились, утратили значимость. Только ругань Вацлава раздражала. Ксандр не любил нацистов и не считал одну расу выше другой.
Он оборвал себя. Варханы — вот венец творения, и он еще недавно мечтал стать берсером, вожаком в этой стае. Мечтал? Или мечтает по сей день?
Пустое.
Некогда рассуждать о переменах в своем сознании. Вацлав просто выпускает агрессию, накопленную, пока был человеком не второго даже — последнего сорта.
Ксандр думал, что устыдится расстреливать безоружных, но когда пламя подобралось, от едкого дыма защипало глаза и дохнуло жаром, а из города, словно крысы из затопленной норы, кинулись оборванцы, он, не мешкая, открыл огонь.
* * *
Мио смотрел на мастера Галебуса сверху вниз, но в его взгляде читалось подобострастие. Галебус помнил этого манкурата юным, с румянцем на щеках, сейчас же он заматерел и являл собой образец человеческой мощи. Галебус привык к гиганту, даже привязался: с Мио он в безопасности, Мио — его дополнительные руки, наполненные огромной силой, его быстрые ноги. Мио предан Галебусу, и никто, кроме хозяина, его не интересует. Ну разве что еще Куцык: пса Мио любил, чесал его за вислыми ушами, теребил слюнявые брылы.
У Мио, кроме прочего, было еще одно преимущество перед варханами, пеонами и сайдонцами: несмотря на свой рост и свою силищу, он не помнил себя и ничего не соображал, лишь повиновался приказам. С радостью повиновался. Жаль с ним расставаться. Но Галебус помнил: чтобы выигрывать, нужно уметь жертвовать. Он пожертвует манкуратом, чтобы закрепить своё положение. Эйзикил слишком много знает и, осерчав на преемника, может поделиться чужими секретами. Например, рассказать о Забвении. Поэтому старика нужно устранить.
Став главой Гильдии на Териане, Галебус не отказался от своего дома, не потребовал новых слуг — он жил в смирении, демонстрируя остальным тёмникам похвальный аскетизм.
О подвале никто не догадывался, и Галебус не хотел его бросать — он уютней пыточных в Центавросе, привычней, оснащен лучше, обставлен со вкусом, да и вообще Галебус душой прикипел к этому месту.
Пора было идти к Эйзикилу. Запертый в своем «зале» старик обрадуется преемнику. Дабы не вызывать подозрений, надо постараться, чтобы Эйзикил встретил его как друга. А дальше дело за Мио.
Последний взгляд в зеркало: да-да, именно так, безупречно, с приличествующей высокому сану скромностью должен выглядеть глава Гильдии. Мудрость светится в темных глазах, тонкие брови подняты чуть иронично, борода расчесана волосок к волоску. Мио, в своей коричневой робе, с огромной головой, цветом похожей на печеное яблоко, со слюнявым ртом, открытым в идиотской полуулыбке, оттенял Галебуса самым выгодным образом.
— Пойдем, Мио, — ласково пророкотал хозяин. — Пора, нас ждут. Ты помнишь, как должен себя вести, Мио?
Гигант замычал утвердительно. Весь его выжженный мозг сейчас работал над приказом хозяина.
Галебус распахнул дверь и вышел на площадь.
Над городом поднимались клубы дыма. Ревели гранчи. Вот пронесся совсем низко, красуясь, «Сокол» Нектора бер᾿Грона. Комиссар сейчас занят. Надо же, такой блистательный стратег, непревзойденный тактик, а рвется в бой! Тем лучше: некоторые дела стоит обстряпывать, пока берсеры поглощены войной.
Пусть себе тешутся, а Галебус будет думать и действовать. И когда Нектор бер᾿Грон спустится с небес на землю, в прямом смысле этого выражения, он не сможет ничего изменить.