– Скажите, господин Кох, раненый может в течение получаса обойтись без сиделки? – спросил Густав, оборачиваясь к Коху.
– Вполне, – кивнул доктор.
– Тогда я попросил бы оставить нас с ним наедине, – вежливо улыбнулся немец.
Сиделка послушно поднялась и засеменила к выходу. Но Хильгер сохранил на лице выжидающий вид.
– Мне тоже выйти? – обиженно спросил доктор.
– Да. Вам тоже.
Кох неловкими шагами покинул комнату.
Хильгер придвинул стул сиделки и, устроившись на нем, вопросительно посмотрел на Богдана.
– Вы готовы говорить серьезно? – спросил раненый.
– Да. Готов, – кивнул немец. – Желаете беседовать по-русски?
– Мне все равно. Могу говорить с вами на русском, могу на немецком, на испанском. Хотите на французском?
– И насколько велик этот список? – невольно усмехнулся советник, понимая, что проверить честность собеседника в данном вопросе не сможет.
– Два десятка живых и мертвых языков, – серьезно ответил Богдан. – У меня было время их выучить.
Хильгер шумно вдохнул.
– Говорят, вам сегодня гораздо лучше, – обратился он к Богдану, выбрав немецкий.
– Да. Сегодня хороший день.
– Я бы чувствовал себя значительно хуже, если бы получил две пули и обгорел, – попробовал сострить Густав.
Главную неловкость этого разговора составляло то, что немец никак не мог приноровиться к собеседнику и угадать следующую фразу, хотя обычно ему удавалось с двух-трех попыток установить полный контроль над развитием беседы.
– Вчера я был в затруднительном положении, – тихо проговорил русский. – Я не знал, что делать. Не все, что произошло со мной, было запланировано. Но, как говорят на Востоке, иногда и обезьяна падает с дерева.
– Вы не рассчитывали попасть под пули?
– Нет. Это чепуха. Пару дней, и все заживет, – небрежно заметил Богдан, и немец понял, что это – правда. – Без расстрела я бы не смог выбраться из плена.
– А в чем же тогда дело?
– У меня есть план, – сказал русский. – Грандиозный план вселенского, божественного масштаба. К сожалению, я пока не готов полностью вас в него посвятить. Простите мне такую невежливость! – Богдан снова изобразил подобие улыбки.
– А у меня есть выбор? – усмехнулся Хильгер.
– Нет, – выдохнул Богдан и, помолчав минуту, произнес: – Вы верите сегодня в то, что я сказал вам вчера?
– Ваши успехи в заживлении ран впечатляют, – неторопливо произнес Хильгер. – Но, честно говоря, пока не вижу прямой связи. Тем более, поймите меня правильно, я просто обязан предположить некий фокус, обман с целью провокации.
Богдан бросил на него странный взгляд, и Густаву стало немного неловко.
– Ну хорошо, – сказал советник. – Вчера вы говорили о каких-то важных для Германии сведениях военного характера. Но тот способ, которым вы предложили добыть эти сведения, показался мне довольно бредовым. Признаюсь, я не воспринял ваши слова всерьез. Однако сегодня мне доложили, что раны у вас затягиваются быстрее, чем у саламандры. Это действительно может иметь военное значение.
– Это мелочь, – улыбнулся Богдан. – Если вы поверите мне и выполните все, как нужно, сможете устраивать взрывы почти любой мощности на любом удалении с ювелирной точностью. Кроме того, вас может заинтересовать возможность делать технику полностью невидимой для противника.
– Подобные возможности и впрямь могут быть интересными для Германии. Если это не бред сумасшедшего и не интрига авантюриста, – сдержанно кивнул Хильгер. – Но нужны доказательства. Никто не поверит вам на слово. Могу я увидеть то, о чем вы говорите?
– Пока нет. Я веду речь о методике. Именно о методике, благодаря которой можно обрести абсолютно любые возможности.
– И ваши молниеносно заживающие раны должны стать подтверждением ваших слов?
– Вы все правильно поняли, Густав. В свое время я мог бы пожелать не сверхбыстрое заживление ран, а все, что пришло бы мне в голову. И это было бы дано мне с такой же легкостью.
– Вы… – Хильгер побледнел и потер виски пальцами. – Вы говорите о… Сатане?
Ему самому стало смешно, что он осмелился произнести это слово вслух в эпоху бурного развития науки. Но оно само соскочило с губ.
Богдан беззвучно рассмеялся.
– Сатана, Дьявол, Вельзевул, Бафомет… Как упорно люди пытаются обезопасить себя от неизвестного пустыми словами! – усмехнулся раненый. – Все проще, Хильгер. Чистый материализм, никакой мистики. Мистика рождается из недостатка информации. У меня была информация. Мало того, у меня был доступ к… Для удобства скажем так: к энергии особого рода.
– Значит, при помощи этой энергии вы могли бы сделать невидимым любой предмет? Или устраивать взрывы на расстоянии?
– Да. Но я пожелал то, что нужно было именно мне. А взрывы в те времена не имели никакого значения. Никто не догадывался, что ими можно управлять и использовать их.
– Вы сказали «в те времена». Какие именно, можно узнать?
– Это было пять тысяч лет назад, – спокойно ответил Богдан.
– Сколько-сколько? – Хильгер подумал, что русский перепутал слова или оговорился.
– Пять тысяч лет, – повторил Богдан по-немецки и еще раз по-русски: – Пять тысяч лет.
– Вы сможете написать цифру на бумаге? – спросил осторожно Хильгер, собираясь достать из внутреннего кармана блокнот и золоченый карандаш, подаренный Шуленбургом на день рождения.
Богдан показал Хильгеру поврежденную руку, и Густав остановился.
– Вы хотите сказать, что ваш возраст… – шепнул он.
– Не смотрите на меня, как на обезьяну в зоопарке, Хильгер, – поморщился раненый. – Да, мой личный биологический возраст действительно равен той цифре, которую я только что назвал.
– Допустим, я приму на веру ваши слова. Иначе у нас просто не получится разговора. Допустим, вам пять тысяч лет. Но на вид вам не дашь больше сорока. Значит ли это, что сорокалетним вы сможете быть вечно? Значит ли это, что вы бессмертны?
– В каком-то смысле да, – едва заметно кивнул Богдан. – При определенных условиях я буду жить неограниченно долго. При определенных, – подчеркнул он. – К несчастью, сейчас эти условия не выполняются, и это меня беспокоит.
– Пять тысяч лет, – Хильгер вытянул шею и затаил дыхание.
Он слушал Богдана, смотрел на него и думал, что если бы кто-то рассказал ему о беседе с ожившей египетской мумией, это выглядело бы более достоверно. Нет, скорее всего прав господин Кох, считающий быструю регенерацию новой военной методикой большевиков. Тогда надо понять, какую провокацию они приготовили
– Как ни странно, но я начинаю вам верить, – улыбнулся советник. – Условия не выполняются, говорите? А я-то думаю, зачем русскому, бывшему чекисту, помогать рейху обрести военное превосходство? Могу предположить, что восстановление этих ваших условий является для вас главной целью, а военное преимущество Германии будет неким…
