— Мисс Ричардсон пошла вон в ту сторону, — подсказал Химмельсберг, показывая вверх.
Ну да, ведь нам надо было выбраться из ущелья! Я вспомнил, как выглядела карта. Надо преодолеть подъем, дальше будет легче. Стараясь придать своему голосу больше бодрости, я произнес:
— Осталось совсем немного. Еще чуть-чуть подняться, дальше будет ровная дорога. Пойдемте!
Мы двинулись вперед. Там действительно оказалось некое подобие тропы. К тому же ливень поутих, это облегчало движение. Зато ветер усилился — это был уже ураган. То тут, то там раздавался треск ломавшихся деревьев. Внезапно огромный старый бук рухнул на землю прямо передо мной. Но я не испытывал страха, все чувства притупились. Если мне суждено погибнуть в эту ночь, значит, так тому и быть.
Латинк, Эрландер, юный Фред тянулись за мной, а Химмельсберг, Джейн и Видович отстали. Я постоял, поджидая их и освещая им дорогу. Мне бросилось в глаза, что готановед выглядит хуже, чем раньше. Он уже не шел, а карабкался по склону, то и дело падая и продолжая путь на четвереньках.
— Это нечестно… зачем… зачем здесь устроили подъем? — воскликнул он, приблизившись. — Скажите гиду, что я недоволен, я пишу жалобу, подаю иск. Пусть проложат туннель… И чтобы везде прохладительные напитки…
— Не расстраивайтесь, Зигфрид, — успокаивал я его, — подъем скоро закончится. Еще метров двести, а там будет легче.
— Чудная весть, слушал бы и слушал! Там будет ровно, и я дойду, я больше не отстану. Только не убегайте далеко, ладно?
— Ладно, не буду, — пообещал я.
Мы снова двинулись вперед. Тут я услышал, как кто-то сзади окликает меня. Это был Латинк. Я остановился, поджидая его.
— Я понимаю, что сделать ничего нельзя, — тихо сказал мне математик, — но хочу напомнить, что скоро будет пик.
— Какой пик? Вы ошибаетесь — на карте…
— Нет, я говорю о пике колебаний. Если мои расчеты верны, спустя несколько минут они должны резко усилиться. Как вы думаете, мы уже вышли из зоны их влияния? Ну из того эллипса, что вы рисовали?
— Ах вот вы о чем… Сейчас подумаю…
Я представил себе карту. Вот здесь оставленный нами лагерь, здесь кемпинг, и где-то посередине… Где-то в районе ущелья…
— Знаете, мне кажется, мы находимся примерно на границе, — ответил я.
— Тогда надо спешить! — воскликнул математик. — Иначе нам уже ничто не поможет! А я не собираюсь здесь свалиться. На чью-то помощь рассчитывать не приходится — здесь одни задохлики.
С этими словами он устремился вперед, опережая меня.
— Куда это Латинк так полетел? — услышал я удивленный голос Эрландера.
— Видно, правильно распределил силы и сберег напоследок резерв мощности, — вместо меня ответил ему Видович. — Надо бы и нам у него поучиться.
— Ничего, сил у всех хватит, — успокаивающе сказал я. — Осталось совсем чуть-чуть.
Как ни странно, мое обещание неожиданно для меня самого вскоре начало сбываться. Подъем стал более пологим, а потом и вовсе кончился. Мы вышли на плато. Тут и дождь прекратился. В разрывах туч показалась луна. Ветер гнал по лесу клочья тумана, они цеплялись за кусты, скапливались между деревьев. Ну ничего, туман нас не остановит. Настроение у всех улучшилось, голоса зазвучали бодрее, послышались шутки. К тому же впереди показался просвет. Мы вышли на открытое пространство — проплешину правильной формы, метров двести в длину и восемьдесят в ширину. Впереди, спотыкаясь и шатаясь из стороны в сторону, двигалась маленькая фигурка. Ну да, это Латинк спешит спастись от предсказанных им самим колебаний. Недалеко он, однако, ушел.
— Поль, подождите нас! — закричал Эрландер.
— Поделитесь с нами мощностью! — вторил ему Фред.
Я тоже хотел окликнуть математика, сказать, что мы, как видно, успели выйти из опасной зоны и можно не спешить, но слова замерли у меня на губах. Там, на другом конце открытого пространства, кто-то стоял.
Это был не человек. Огромная, мерцающая зеленоватым светом фигура возвышалась над деревьями. Весело и грозно сверкали глаза, непокорные волосы развевались, в руке был меч. Я чувствовал исходящую от великана чудовищную силу, не знающую пощады. Он преграждал нам дорогу, и надо было искать другой путь, бежать, спасаться…
Я повернулся направо, намереваясь двинуться туда, но там стоял второй великан, и он был гораздо опаснее первого. Все предательства, казни, мучения, на которые один человек может обречь другого, — все это было в нем, и он щедро делился своими сокровищами. Он мог подсказать, как разделаться с врагами. Он мог придумать самый лучший план мести и помочь его осуществить. В одной руке он держал кубок, в другой нож. Ненавистью дышали его черты, и я, взглянув на него, тоже почувствовал ненависть и удушающую злобу.
Но там был еще и третий. Его нельзя было обмануть. Он знал обо мне все. Все слабости, которые я скрывал, все подлости, которых не совершил, но мог совершить, весь гной, который я так тщательно маскировал… Он был спокоен и бесстрастен и держал одну лишь книгу, но этой-то книги и следовало бояться больше всего. Не отрывая глаз от его лица, я попятился. Бежать, скорее бежать от этого мертвого взора, не знающего снисхождения! Краем глаза я заметил какое-то движение и понял, что остальные уже бросились прочь, каждый своим путем. Лишь Видович остался стоять, опираясь на палку, да Химмельсберг зачарованно замер, прижав руки к груди. Нет, их нельзя оставить здесь, здесь они обречены.
Я схватил за руку Видовича, другой рукой обнял культуролога и устремился прочь. Я знал, что они настигают нас, эти трое, нам не уйти, я не утащу сразу двоих, сил не было, надо кого-то оставить, но кого? Я не мог.
Ага, вот и деревья, страшная поляна осталась позади, еще немного, и мы спасены. Но какой здесь туман! Я ничего не видел. Ладно, как-нибудь, скорее вперед… Внезапно я почувствовал, что нога уходит в пустоту, инстинктивно схватился за того из моих спутников, кто был ближе, и мы вместе свалились куда-то. Что-то ударило меня в висок, в голове ослепительно вспыхнуло — и погасло.
…Я находился в центре очерченного Судьей круга, а вокруг сидели все, кто мог свидетельствовать обо мне. Здесь были Латинк, Прунцль, Уокер, Видович, Кэт, Маршо, Дрнди, Ватанабэ, лаборант Фред, охранник Бауманн… А за первым рядом свидетелей проступал из мрака второй, третий. Если надо, они тоже скажут свое слово.
«Он поступил как последний негодяй, бросил нас среди леса, — начал Латинк. — Вожделение оказалось для него важнее долга!»
«Он постоянно обманывал меня, скрывал важную информацию, ставя под угрозу всю экспедицию, — подхватил Уокер. — Все, что узнавал, он прямиком сообщал противнику».
