– Чего их проверять, – буркнул Цимбаларь. – И так видно, что вывернуты.
– Надо бы установить приблизительное время смерти, – закончив снимать, сказала Людочка. – Жаль, что термометра с собой нет.
– Я и без термометра разберусь. – Цимбаларь, стянув перчатку, приложил руку к шее Шестопалова. – Трупное окоченение ещё как следует не развилось, но температура тела почти сравнялась с температурой окружающей среды. Получается, что убили его незадолго перед полуночью, часиков этак в одиннадцать.
– Мы в это время как раз вернулись в гостиницу, – сказала Людочка.
– Потому нас, наверное, и услали из города, чтобы без помех разобраться с Шестопаловым, – заметил Ваня. – А интересно, что у него хотели выведать?
– Скорее всего, то же самое, что стремились выведать и мы, – проворчал Цимбаларь, продолжая обследовать мёртвое тело.
– Как вы думаете, убийцам удалось получить интересующие их сведения? – Людочка обвела коллег вопрошающим взором.
– Думаю, что удалось, – ответил Ваня. – Язык ведь у него на месте остался.
– А я уверен, что Шестопалов ничего не сказал, – возразил Цимбаларь. – Иначе зачем бы его так жестоко мучили? Если человек смолчал, когда ему выкалывали глаза, значит, он способен смолчать до самого конца. И задушили его не преднамеренно, дабы избавиться от остриженной овцы, а случайно, заигравшись с удавкой… Можете убедиться, вся шея в странгуляционных рубцах.
– Ты заодно проверь, чем связаны его руки, – попросила Людочка.
– Упаковочным шпагатом, – ответил Цимбаларь. – Такой есть в каждом магазине. Узел самый обыкновенный.
– Я это самое… Пойду, пожалуй. – Могильщик искательно глянул на Людочку, надеясь, наверное, только на её снисходительность. – Пора и за работу браться…
– Куда? Стоять! – рявкнул Цимбаларь. – Пойдёшь, когда тебя отпустят. И не вздумай сбежать.
– Какое там сбежать, если коленки трясутся… – Могильщик сгорбился, сразу словно постарев лет на двадцать-тридцать.
– Шестопалов своими страхами ни с кем не делился? – спросил у него Ваня.
– Да нет. Он по большей части вообще молчал.
– А вам не приходилось в его присутствии обсуждать взрывы, недавно происшедшие в Псковской области и в окрестностях Петербурга? Об этом трубили все газеты.
– Было дело, – оживился могильщик. – Зашёл недавно разговор на тему нынешнего паскудного житья. И про взрывы, конечно, вспомнили. Дескать, добрались нехристи и до нас. Боязно в метро спускаться… Чернокнижник тогда всех удивил. Как-то дико на нас глянул и ушёл. Даже не стал дожидаться, когда чай заварится. А ведь именно из-за этого чая он к нам и подсел… Неужели Лёха Чернокнижник причастен к взрывам?
– Не твоего ума дело. Много будешь знать, уши отвалятся. Вот как у него примерно. – Цимбаларь кивнул на труп Шестопалова.
– В общем-то, нам здесь делать больше нечего, – сказала Людочка. – Придётся поставить в известность местную милицию. Пусть сами разбираются.
– Беги в свою контору, звони в легавку. – Небрежным взмахом руки Цимбаларь отпустил изрядно струхнувшего могильщика на волю. – Если про нас будут справки наводить, скажи, что к Шестопалову приезжала родня из Туркмении, да запоздала чуток. Пусть теперь ищут нас в ущельях Карадага.
Когда могильщик, ощутивший себя по меньшей мере заново родившимся на свет, резво умчался, Цимбаларь невесело произнёс:
– Началась смертельная забава… А я-то, дурак, надеялся, что на сей раз дело ограничится исключительно менструальной кровью.
– Хватит распинаться, – прервал его Ваня. – Пора сматываться. Уходим через лютеранское кладбище.
Глава 10
Подтирки не горят и не тонут
Завидев гостиничное здание, чья незамысловатая, можно даже сказать, казарменная архитектура как нельзя лучше соответствовала гордому названию «Советская», Цимбаларь сказал:
– Даю гарантию, что в холле нас уже кто-нибудь караулит. Сидит в сторонке, прикрывшись газетой, изображает из себя японца или шведа, а сам берёт на заметку каждый наш шаг.
– К несчастью, ты прав, – согласился Ваня. – Все мы засветились, даже я.
– Тогда давайте войдём в гостиницу другим путём, – предложила Людочка. – Ведь здесь должны быть подвалы, кухни, склады, пожарные лестницы.
– Это мало что изменит, – покачал головой Цимбаларь. – Гостиничный персонал – профессиональные стукачи, готовые услужить и нашим, и вашим. Только денежки плати… Нет, войдём мы сюда у всех на виду, а вот смоемся незаметно. Надо перебираться на съёмную хату, там будет спокойнее.
– И прощай, полулюкс со шведским столом, – вздохнул Ваня. – Кондаков такого горя не переживёт.
– Ничего, уломаем, – сказала Людочка. – Я ему котлеты сама готовить буду.
– Представляю, – фыркнул Цимбаларь.
Кондаков вернулся раньше всех и сейчас занимался на балконе гимнастикой, состоявшей из одних только наклонов, причём исключительно в правую сторону. На советы Цимбаларя уделять больше внимания приседаниям и отжиманиям он обычно отвечал следующее: «Для меня главное – не поддержание мышечного тонуса, а сжигание лишних калорий. Вот я и наклоняюсь вправо, поскольку это единственное упражнение, не вызывающее боли в суставах».
Выслушав рассказ коллег о печальной судьбе Шестопалова, Кондаков без долгих околичностей высказал своё личное мнение:
– Африканские гиены в поисках добычи ориентируются на птиц-стервятников. Пожива находится там, куда слетаются грифы и сипы. Остаётся только утащить лакомый кусок из-под носа… пардон, из-под клюва своих крылатых конкурентов. Боюсь, что мы превратились в этих самых грифов, следом за которыми крадутся гиены.
– А кроме того, шакалы и львы, – добавил Цимбаларь. – Создаётся впечатление, что в тебе, Пётр Фомич, погиб великий писатель-натуралист вроде Пришвина или Брет-Гарта. В каждой фразе так и сквозит подспудная тяга к первозданной природе, столь редкая у нынешних шпиков… Скажу прямо, ты предвосхитил мысль, готовую сорваться с моих губ, но не оформленную в столь изящной форме. Пора нам от этих нахлебников-шакалов избавляться. Ведь делим мы не дохлых антилоп, а живых людей.
– Пора, – согласился Кондаков, переходя к водным процедурам, заключавшимся в протирании подмышек мокрым полотенцем, что всегда заставляло Людочку убегать в другую комнату. – Вопрос, какими методами…
– Я тебя, Пётр Фомич, прекрасно понимаю. Можно затеять контригру и в удобный момент перестрелять всех этих субчиков, если, конечно, они не перестреляют нас самих. Вариант, безусловно, заманчивый, но в этом случае дело Гладиатора придётся отложить до лучших времён. Считаю, что в нашем положении нужно не огрызаться, а убегать. Чего только не сделаешь ради высшей цели. А посчитаться с гиенами мы всегда успеем. Никуда они от нас не денутся.