Она с косы и плуга начиналась.
Не потому, что кровь не горяча,
А потому, что русского плеча
Ни разу в жизни злоба не касалась…
И стрелами звеневшие бои
Лишь прерывали труд ее всегдашний.
Недаром конь могучего Ильи
Оседлан был хозяином на пашне.
В руках, веселых только от труда,
По добродушью иногда не сразу
Возмездие вздымалось. Это да.
Но жажды крови не было ни разу.
А коли верх одерживали орды,
Прости, Россия, беды сыновей.
Когда бы не усобицы князей,
То как же ордам дали бы по мордам!
Но только подлость радовалась зря.
С богатырем недолговечны шутки:
Да, можно обмануть богатыря,
Но победить — вот это уже дудки!
Ведь это было так же бы смешно,
Как, скажем, биться с солнцем и луною.
Тому порукой — озеро Чудское,
Река Непрядва и Бородино…
(Эдуард Асадов «Россия начиналась не с меча»)
Едва успевая раздать необходимые указания, князь одновременно пытался прикинуть в уме, что ему необходимо прихватить с собой… Оружие? Своё место в ножнах на боку привычно занял надёжный меч, проверенный множеством схваток, настолько же острый и скорый на расправу, как и его владелец. Артефакты? Поразмыслив, он оставил лишь парочку. На всё случаи не напасёшься — да и это всего лишь подспорье, ведь он испытывал твёрдую убеждённость: хороший маг — сам по себе оружие, грозное и беспощадное. А если дело обстояло иначе — он не имел права называться магом. Слабость тела он мог простить малым детям и старикам, к которым, несмотря на собственные ворчливые высказывания, ещё не был готов причислять себя. Слабости же духа он не мог простить никому.
В первый час после возвращения Громова — старшего от родового алтаря ему пришлось отбиваться от яростных нападок родных и близких товарищей. Его затея казалась всем чистой воды самоубийством. И угомонить их он смог только рявкнув столь же оглушительно, как некоторое время назад гремели раскаты грома в небе над поместьем:
— Я так сказал — и быть по сему!
А когда вокруг наступила звенящая испуганная тишина, негромко поинтересовался, положив руку на рукоять верного меча:
— Или кто-то чувствует в себе достаточно сил, чтобы бросить вызов мне, главе рода?
На этом прения закончились. Не терпящим возражений тоном князь раздал распоряжения, обозначив сроки, в которые необходимо собрать все возможные силы, и направление, в котором предстоит выдвигаться. На армию, ушедшую с императором, он особых надежд не возлагал, а вот на гарнизон, который располагался в злосчастном Бобруйске, определённые планы у него были.
Оглядев напоследок сокровищницу рода, он всё же прихватил с собой несколько артефактов-накопителей. Время собирать камни прошло, настал час их применения, отстранённо подумал он и взглянул на восток. Восходящее светило опасливо скрылось за огромной тучей, точно предчувствуя недоброе. В тот момент, когда Громов обратил взор на него, яркие лучи всё же прорвались сквозь угрюмую облачную завесу, создав светящийся ореол вокруг тучи.
— Быть буре… — вздохнул Потап, всю ночь неотступно следовавший за князем по пятам, и украдкой перекрестился. Громов покосился на него и пожал плечами:
— Буря скоротечна, а после неё жизнь воспрянет и заиграет новыми красками… Пора.
Не желая устраивать душещипательных сцен прощания, он скорым шагом направился к алтарю, ни секунды не сомневаясь, что Марра выполнит своё обещание и поможет ему оказаться вовремя там, где нужно.
Едва положив ладонь на холодный камень, он вновь очутился в странном месте, наполненном туманом.
— Не передумал…
В рокочущем голосе дракона прозвучали нотки одобрения. Расплавленное золото огромных глаз, с любопытством заглядывающих ему прямо в душу, заставило прищуриться.
— И страха нет и в помине.
Внезапно чешуйчатая лапа сгребла князя, подтянув его к самой морде дракона. Дыхание, сухое и горячее, обдало его мощной волной.
— Лети! — приказала Марра. И он полетел.
Точно также, как накануне, перед ним рассеялась серая мгла, само пространство словно расступалось перед ним, он неспешно перебирал ногами, будто прогуливаясь по Невскому проспекту, а под ним проносились города, деревни, леса и реки… Невероятная мощь наполнила всё тело Громова, требовала выхода, рвалась наружу, и он, опьяненный неведомым прежде могуществом, торжествующе закричал — и его голос громовыми раскатами пронёсся над землями империи и даже за её пределами. Русский люд поднимал головы кверху, вглядываясь в синеющее небо и чувствуя прилив сил и невесть откуда взявшуюся уверенность в близости чего-то грандиозного, захватывающего. Среди войск противника, что встали лагерем у самой границы с ненавистной им Россией, началась паника. Глухой страх, переходящий в смертельный ужас, сбивал с толку, мешал ясно мыслить, внушал стремление броситься очертя голову назад, к привычной европейской культуре, подальше от этой дремучей страны, пугающей своей самобытностью и варварскими обычаями… И только грозные окрики командиров, подкреплённые недвусмысленно обнажённым оружием, заставили горе-вояк остаться на месте и лишь вздрагивать, жалко съёжившись у костров, от очередного раската грома, свидетельствующего о том, что приближается повелитель неба. Это был ещё один подарок Марры, Хранителя рода…
Завершение пути вышло столь же грандиозным, как и весь полёт. Перед воротами гарнизона, отделявшими территорию военного городка от самого Бобруйска, зазмеилась огромная молния, из отростков которой в небе на миг сложилось изображение атакующего дракона. Пока невольные свидетели прибытия князя Владимира Громова, одного из сильнейших архимагов мира, протирали глаза, на сетчатке которых отпечатался угрожающий силуэт, он сам крепко встал ногами на землю, заложив руки за спину, склонил набок голову и оценивающе оглядывал фортификационные сооружения, открывшиеся его взору. Всё было ещё хуже, чем он представлял.
Одна из четырёх сторожевых башен была практически полностью разрушена. Сейчас там копошились около десятка человек, то ли пытавшихся извлечь что-то из-под обломков, то ли расчищавших площадку для её ремонта. Суета, царившая и в самом гарнизоне, и за его пределами, утихла ненадолго. Убедившись, что молния не была очередным выпадом противника, жители Бобруйска возобновили подготовку к предстоящим сражениям. Вот только опытному взгляду Громова сразу открылось то, что не было единого руководства этими работами. Каждый пытался чем-то помочь в меру своего разумения, внося свою долю в окружающий хаос. По внешнему виду людей было понятно, что большинство — простые крестьяне, бросившие поля и огороды ради защиты собственного дома.
— Где караульные?
Негромкий голос князя произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Из-за одной створки массивных ворот, сейчас широко распахнутых, высыпало человек пять в затертых обносках, в которых едва можно было опознать форму драгун. Один опасливо приблизился к Громову, стянув бесформенную шапку с лохматой головы:
— Вашбродь… — откашлявшись, он начал ещё раз, стараясь говорить более чётко, — Ваше Благородие…
Князь прервал его:
— Где командир гарнизона? Немедля проводите меня к нему!
Рядовой озадаченно почесал в голове, пожимая плечами:
— Так он того… Заперся в штабе, носа не кажет наружу уже дней пять как…
Громов со свистом втянул воздух сквозь зубы, чувствуя, как в нём поднимается обжигающая волна разрушительного гнева. В воздухе ощутимо запахло озоном. Если бы рядом оказался один из солдат, что некогда воевал под началом князя, он бы сейчас искал возможности поскорее убраться из зоны видимости Громова, ибо этот взгляд не сулил ничего хорошего.
— Проводи… Сам разберусь. — процедил он.
— А как прикажете?..
— Громов.
Громов… Громов!.. Громов!!! По толпе, собравшейся к тому времени у ворот, понеслось эхо фамилии, что была знакома всем. Это там, в столице, среди благородных могли забыть о нём, или сделать вид, что забыли, сочтя старого дракона обессилевшим, растерявшим свои острые клыки, но тут… Тут о заступнике земли Русской рассказывали сказки детям на ночь, здесь его воинская слава обросла такими невероятными подробностями, что он казался всесильным богатырём, который одним взмахом руки может повергнуть ниц целую армию. И если он появился тут, значит, ничего не потеряно, значит, о них не забыли, не бросили тут умирать!..
