— Датчики не фиксируют всплесков, но он там, — уверила его дама. — Не успела среагировать. Задело.
— Понятно. Мне очень жаль. Это моя вина, — скорее из вежливости, чем из сочувствия сказал Фальх.
Ответа не последовало. Женщина в некой растерянности молча опустила голову. Годы утекли безвозвратно, унося с собой большинство надежд на будущее.
— Можешь не беспокоиться, — успокоил ее босс, и, видя смятение, решил-таки проявить хоть сколько-то сочувствия. — Все будет возмещено. Восстановление физиологии я тоже организую по высшему разряду.
Легкая улыбка коснулась лица сотрудницы.
Фальх начал собираться. Его не устраивали результаты проделанной работы. Невозможно ловить на расстоянии то, что не способны засечь даже сенсоры. Это все равно что смотреть, как песок течет сквозь пальцы, в надежде, что он остановится.
— Если хочешь, чтобы сделано было хорошо — сделай это сам, — тихо сказал ученый.
Взяв с собой несколько человек из другой группы, он вылетел в давно покинутый людьми город. Фальх Диттэ намеревался поймать ветер с помощью воздушного змея и подчинить его себе.
Город Птоломей был одним из первых поселений, и имел довольно устаревшую систему жизнеобеспечения. После обновления нормативов оснащения населенных пунктов он уже не соответствовал технике безопасности, и со временем это стало чувствоваться особенно остро. Фундамент города, с вмонтированным в него намертво куполом, залегал очень глубоко. Строительство нового обошлось бы очень дорого, учитывая необходимые работы по демонтажу предыдущих механизмов. Старая защита не справлялась со своей задачей. Постройки, как выяснилось, не были способны выдержать природные явления, возникшие в результате последнего этапа терраформации. После окончания основных работ погода Марса сменила свой настрой. Многие города встали на пути неуправляемых стихий. Человек предпочел сдаться. Отступить. Люди ушли, и теперь здесь, в плену тропических зарослей, царили руины. Казалось, природа только этого и ждала. Она оплела плоды человеческих трудов густо разросшимися растениями, превратив их в синтез прошлого и будущего. В символ того, что ничто не бывает вечным. Словно напоминание венцу эволюции, что он все так же слаб, как и всегда. В таких брошенных городах всегда царила неестественная тишина, изредка нарушавшаяся криками животных или птиц. Хотя обычно подобные районы предпочитали обходить стороной и они.
Человек ушел, оставив родной дом, постепенно превращающийся в руины. Когда города переставали шуметь, они превращались в призраков. В прямом смысле этого слова. Это явление прозвали «Врата памяти». Марс любил истории. Он запечатлевал их, а потом рассказывал. Кому? Неизвестно. Может быть, самому себе, а, возможно, окружающим растениям или изредка забредавшим сюда беглецам. Ясно было одно: он все помнил.
Время от времени среди руин, на месте давно истлевших зданий, возникали их новенькие, только что построенные копии. Красивые фантомы ухоженных построек восстанавливали иллюзию давно ушедшего благополучия. Призраки жителей оставались такими же, как тогда, много лет назад. Нет, они не умерли. Все они прожили счастливые и не очень жизни, а многие из них покинули город задолго до своей смерти. Просто Марс помнил их такими, какими они прибыли сюда. Сцены из повседневной жизни, будто записанная голограмма, появлялись то тут, то там, циклично повторяя давно минувшие события. Образы людей вдруг возникали и начинали жить. Полупрозрачные, но достаточно четкие. Они смеялись и плакали, любили и ненавидели. Призраки так же быстро растворялись в воздухе, как и приходили в этот мир. Не замечая никого вокруг. А иногда и вовсе могли пройти сквозь дерево, зверя или смотревшего на них человека. Очертания растворялись, оставляя легкое ощущение грусти.
Такие города нередко были излюбленным местом тех, кто скрывался от закона. Приборы в подобных местах зачастую выходили из строя. Пеленгаторы выдавали неверную информацию. Даже датчики браслетов, порою, давали сбои. Однако, не каждый наемник решался войти сюда за добычей в одиночку, полагаясь только на сенсоры. Тут непременно нужно было чувствовать рядом крепкое плечо товарища, если что-то пойдет не так, как должно. А шло, по обыкновению, что-то не так практически всегда. Покинутые, некогда густонаселенные города создавали эффект «провалов во времени». В некоторых из них этот эффект достигал такой силы, что создавались аномалии. Почему они возникали именно в городах-призраках, точно ответить не мог никто. Но четко ощущалась связь между количеством некогда жившего в них населения, прошедшего времени и силой возникающих в пространстве отклонений. Птоломею в этом отношении равных не было.
Фальх стоял у Южных Врат, подняв голову и пытаясь отыскать где заканчивается массивная плита, уходящая в небо. Практически разрушенный бетон полуоткрытых ворот густо оплетался лианами и плющом. Яркие цветы свисали, будто специально приготовленные к особому празднику. Собравшиеся прислушивались, пытаясь уловить хотя бы вой ветра между массивных зданий. Никаких аномалий не фиксировалось. Ни приборами, ни визуально. Даже память планеты хранила тишину.
— Смотри! — вдруг послышалось где-то сбоку.
— Что? — переспросила Блеанор Вейтвир, женщина из группы сопровождения.
— Я ничего не говорил, — чуть обескураженно ответил Фальх.
Вскоре послышался веселых смех, и что-то шмякнулось о твердую поверхность.
— Приборы молчат, — отметил Увх Харрэг, второй из группы, пялясь на всплывшую голограмму. — Странно. Все в исправности…
— Это же всего лишь призраки, — удивилась Блеанор. — Должны фиксироваться всплески.
— Значит, оно, — улыбнулся ученый. — Оставайтесь здесь. Мне ничего не будет, а вот вам может навредить.
Никто не смел ослушаться. Все помнили, что случилось накануне с их коллегой, и повторять этот опыт никто не желал.
Звуки все приближались. Пришлось миновать массивные плиты ворот, чтобы увидеть все своими глазами. Среди обломков, густо заросших травой, играли дети. Двое из них гоняли мяч, периодически пиная его в невидимую стену. Мяч пролетал над давно рухнувшими останками с острыми бетонными гранями, торчащими из травы. Гулко ударившись точно в то место, что и сотни лет назад, он отскочил от пустого пространства. Мальчики бегали и смеялись, беззаботные и веселые. Полупрозрачные, призраки проживали какой-то далекий день, давно затерявшийся во времени. Тоска кольнула в солнечном сплетении. Это — нормально. Всего лишь побочный эффект.
— И мне дай! — просил самый младший, перебирая своими маленькими ножками и пытаясь угнаться за мячом.
Ребята постарше его будто не замечали, вовсе не собираясь брать малыша в свою взрослую игру. В очередной раз отскочивший от невидимой преграды мяч покатился по марсу, растворившись в развалинах рухнувшего фасада. Вскоре он снова появился, пройдя сквозь обломки, накрывшие улицу. Продолжая медленно катиться, игрушка замерла всего в нескольких метрах от мужчины. Фальх почему-то двинулся с места, неосознанно направившись к ней.
Мяч был гладкий, яркий и наполовину спущенный. На красном боку красовалась эмблема Птоломея третьей волны колонизации.
— Примерно двести пятьдесят лет назад, — сказал он настолько тихо, что и сам вряд ли это услышал.
Мужчина склонился над маленькой игрушкой, пристально вглядываясь в нее.
— Тогда мы с тобой и познакомились, — голос за спиной вдруг нарушил грустный покой, — Подумать только, сколько воды с тех пор утекло…
Голос сквозил холодностью, надменностью и безразличием. Фальх вздрогнул.
— Ты всегда пытаешься застать меня врасплох, — недовольно ответил он, не поворачиваясь к неожиданному гостю лицом.
— Тебя трудно поймать. Ты не вылезаешь с Олимпа.
— А ты пытаешься меня поймать?
— Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть, — наигранно и совсем не искренне ответила девушка. — Я же тебя люблю.
— Ты не способна любить, — отстраненно парировал ученый.