За триста пятьдесят лет своей жизни Фальх достиг достаточного положения в обществе, чтобы занять ведущие позиции на этом клочке благополучия и достатка. Особенно если учесть, что в свое время он принимал участие в становлении новой империи. Наверное, мужчина смог бы стать правителем планеты, если бы не допустил ряд ошибок и имел хоть какие-либо амбиции. Иной путь тогда казался более предпочтительным, а будущее размытым и светлым. Более того, подкрадывались справедливые подозрения, что именно не дающая покоя блажь и стала основным критерием выбора жизненного пути. Ни большая, ни малая политика не могла увлечь настолько, чтобы стать смыслом жизни. В свое время наигравшись ею вдоволь, мужчина сделал вывод, что дело это неблагодарное. Из века в век люди преследовали одни и те же цели, не гнушаясь использовать для их достижения методы, вызывающие внутреннее отвращение. Фальх был плохим дипломатом, и еще худшим полководцем.
Когда мужчине перевалило чуть за сотню, он углубился в науку и со временем очень пожалел, что не занялся изучением окружающего мира намного раньше. Слишком значительное время, которое могло бы послужить гораздо более полезным целям оказалось потрачено на бесплотные игры. Все последующие годы ушли на то, чтобы догнать упущенное, но старания все чаще терпели крах.
По возвращении под «купол Гекаты» нахлынули ностальгические воспоминания. Здесь делались первые шаги, и здесь впервые возник вопрос, что же он такое. Прибыв на планету в составе правительственного корабля еще младенцем, Фальха определили в местную семью, лишившуюся детей еще на Земле. Говорили, малыш родился на корабле, а мать его погибла на нем же. Ходили так же толки, что у него, дескать, и вовсе родителей не было. Слухами Марс полнится — гласила старая поговорка. Один из таких домыслов молвил, будто ребенок этот являлся плодом научных изысканий Объединенной Земной Конфедерации по выведению нового вида человека, имеющего сопротивляемость к воздействию монстров аномалий. Не для кого ни секрет, что загадка природы сопротивляемости долгие годы не давала покоя правительствам обеих планет. Попытки выведения данного свойства организма в более управляемое русло так и не дала существенных результатов.
Первые восемьдесят лет, будучи молодым и горячим, Фальх окунулся в жизнь второй волны колонизации. Туда, где начинали кипеть события, где индустриализация достигла своего пика. Люди, подгоняемые жаждой жизни и страхом смерти, выкладывались на все сто процентов. Выкладывался и Фальх. Когда стало заметно, что с мужчиной что-то не так, у многих стали возникать вопросы. Впрочем, как и у него самого.
Долгие, долгие месяцы он провел в стенах научного центра, где еще непрозрачный тогда купол Гекаты пытался раскрыть его таинственные секреты. Но так и не смог. Ни один из методов исследования ДНК не выделил каких-либо значимых отклонений. И даже то, почему мужчина жил, так долго совсем не меняясь — оставалось загадкой. По всем параметрам это был обычный человек, внешне практически ничем не отличающийся от остальных. Существовали некоторые сугубо внешние дефекты, только слегка выходящие за рамки нормы и устраненные еще на заре его молодости. Объяснялись они довольно легко и обыденно — отголоски поголовной моды на мутации в период легализации их на Земле через множество поколений проявлялись и в потомках. Даже, если потомки эти были лишь следствием использования генетического материала базового носителя. Все, что удалось отыскать ученым — лишь один не столь значительный недуг, в сущности не влияющий ровным счетом ни на что. Бесплодие. Да и эта новость не стала слишком неожиданной, ибо подобный диагноз отмечался у многих.
Если верить слухам и принять их за правду, то вполне можно было предположить, что такой проект, как Фальх, оказался более, чем удачным. Вот только повторить его никому так и не удалось. Непонятно каким образом появившаяся невосприимчивость к аномальным зонам тоже объяснения не нашла. Но факт оставался фактом: монстры разрывов его просто не воспринимали, проходя сквозь, совершенно никак не взаимодействуя ни с плотью, ни с нервной системой. Этот механизм разительно отличался от сопротивляемости. Если последняя причиняла боль монстрам аномалий, заставляя их частично или полностью проявляться и способна была отправить пришельцев обратно в их реальность, то талант Фальха состоял лишь в том, что он оставался невидим для всех фаз, кроме конечной, проявленной. Иными словами, уязвим он оставался только чисто физически.
Впрочем, как и все остальные жители планеты. Абсолютно никто не смог повторить тот научный гений, что сконцентрировался в этом загадочном человеке. Даже он сам.
Мужчина считал себя очень удачным экспериментом по выведению идеального человека, и в какой-то мере гордился этим. Но вместе с этим испытывал настолько непреодолимую тоску, и даже одиночество, что иногда хотел выть волком. Так Фальх и жил, с тянущим чувством неудовлетворенности. И с каждым днем этот внутренний протест разрастался, словно снежный ком на пике Олимпа. Желание взглянуть своим создателям в глаза стало непреодолимым. Эта блажь и стала камнем преткновения всех поступков и внутренних мотиваций. Мужчина понимал, что какой-нибудь ученый в большой, светлой лаборатории вряд ли мог считаться его полноценным родителем и вряд ли испытывал к ребенку все то, что должен испытывать отец или мать к своему дитя. Однако, как человек вхожий в научную среду, Фальх знал, что любой удачный проект, особенно, если он связан с генетическими операциями или выведением нового вида вызывает внутри гораздо больший отклик, чем рутинная мелкая работа. Удивительно, но ему этого было вполне достаточно.
Теперь, спустя сотню лет, Диттэ снова сидел в своем кабинете, и больше предавался меланхолии, чем делал подвижки в деле новоприбывших нелегалов. Для него этот случай был интригующим, потому как пахнуло далеким прошлым, которое явно не желало его отпускать. Возможно, удалось бы осуществить пару сумасшедших задумок, посетивших практичную фантазию ученого как только поступила информация о необычных преступниках. А, может, просто хотелось больше узнать о Земле. Прикоснуться к давно ушедшей истории. Сомнений не осталось, что многие захотят это сделать. Просто этот сенсационный случай еще не предался огласке. Впрочем, это было лишь делом времени. Но то, что он будет первым, мужчина знал точно.
Над столом вспыхнула входящая голограмма.
— Господин Диттэ, пятая группа уже прибыла, — предупредила старший научный сотрудник Дорол Меррианд.
— Сейчас буду, спасибо, — оживился праздно качающийся в глубоком кресле ученый. — Пусть подготовятся.
Пятеро человек уже находились в зоне карантина. Исследователи переодевались и производили полную дезинфекцию, попутно оформляя всю электронную отчетность о проведенной работе. Их начальник стоя за стеклом, пристально наблюдал за процессом. Его нетерпеливость немного удручала, но никто и не думал выказать недовольства. Работа есть работа.
Анализируя входящие данные в реальном времени, Фальх морщил лоб, напряженно о чем-то размышляя. Вообще, сосредоточенность, задумчивость и погруженность в себя стали в последнее время его неизменными спутниками. Трудно сказать, к чему это приведет, но опыт подсказывал, что плоды обязательно будут. Понятия «идти вслепую» не существовало. Скорее, применим был термин «идти на ощупь», где тонкое предчувствие цели заставляло двигаться в правильном направлении. Как и всегда.
Вернувшихся осмотрели и опросили сразу, как только те покинули зону карантина. Все происходило в какой-то тихой, напряженной атмосфере. Коллеги держались спокойно, но между ними чувствовалась какая-то отстраненность. Фальх знал, почему. Он сразу заметил худенькую женщину лет пятидесяти. Рабочий комбинезон висел на ней, словно безразмерный балахон.
— Где это произошло? — спросил Фальх.
— У южных ворот Птоломея, — тихо, подавленно отозвалась та.
— По приборам сейчас там ничего нет, — с легким недоверием протянул мужчина, не обращаясь при этом к кому-то конкретно. Попутно он тщательно изучал отчетность, сканируя местность в реальном времени.
