— Сейчас будет поле, за ним большущий сад яблоневый. Через поле придется бегом мчаться, долго маячить у всех на виду опасно.
— Ты бегать не можешь.
— Ну поскачу козой одноногой, надо же как-то выкручиваться.
— Давай арбалет понесу.
— Не дам. Даже если тебе руки по плечи оторвет, не отдавай никому свое последнее оружие. Даже другу лучшему. Нельзя.
— Как знаешь.
Рыбак пару минут просидел у выхода, осматривая открывшуюся местность в видавший виды бинокль. Затем метров триста-четыреста мчались через овсяное поле оставляя заметный след из вытоптанных колосьев. Пронесло — никто не выстрелил и не заурчал плотоядно. Под сенью яблонь перевели дух. Точнее, переводил Рыбак, было видно, что бросок его вымотал, он и без того сильно уставал, ранение сказывалось, не отошел еще.
— Сейчас, Карат, идем до конца сада, там дорога будет, вдоль нее лесополоса тянется. Не совсем по пути, но будем ее придерживаться пока лес на западе не появится. Густой лес, дремучий, там стаб мелкий, одичало все давно. В лесу совсем хорошо будет, так и доберемся до места.
— Что за место?
— Увидишь, тебе понравится.
Карат, шагавший впереди, заметил среди деревьев нечто непонятное, но не выглядевшее угрожающим. Круг, ограниченный кольцом из воткнутых в землю жердей, посреди него располагались невысокие кучки непонятного мусора. Впрочем, приглядевшись, кое-что опознал: обугленные деревяшки, обгорелые обрывки ткани и кости, с виду свежие. Вот и рука со скрюченными пальцами, а в скверно выглядевшем комке тряпья поблескивает добротно отполированная пряжка ремня. На ней ни пятнышка грязи, что на общем фоне смотрится странно.
— Рыбак, тут какая-то арена непонятная. И кто-то на ней круто подгорел.
— Постой, не лезь.
Карат замер, а спутник, ковыляя, приблизился к хлипкой ограде, прошелся вокруг, остановился возле яблони на стволе которой кто-то вырезал перевернутый четырехконечный крест и несколько больших латинских букв под ним — S-T-I-K-S-UM.
— Сатанисты шалят? — предположил Карат.
— Сатанисты у нас не выживают. Климат не для них. Здесь похуже ребятки веселились, мы их называем килдингами.
— Впервые слышу.
— Ага, я тоже о них не знал пока сюда не попал. Они себя называют Дети Стикса. Твой лучший друг может оказаться одним из них. Улыбаться будет, всегда помогать, последним спораном поделится, а потом заведет в такой вот тихий уголок и…
— Жертвоприношения?
— Вроде того. Обычно прибивают вверх ногами к перевернутому кресту и выпускают на тебя зараженного. Он слегка объедает, то, что остается, бензином обливают и спичку кидают. Примерно как здесь. У них разные ритуалы, но этот самый любимый.
— А смысл?
— Да секта, говорю же. Нормальному человеку этих уродов не понять. Воруют народ и кончают на кластерах, которые граничат с мертвыми или недалеко от них.
— Что значит мертвыми?
— Мертвые кластеры. Такой если увидишь, поймешь сразу.
— Это где все черное и хрустит как стекло?
— Видел, значит.
— Я через него еле прополз.
— Ага, новеньких там вставляет знатно. Да и неновым тоже худо. Случай был, один бывалый рейдер погорел на крысятничестве, так его там на пару часов привязали.
— И что?
— Не помер, но умом тронулся. Обычно помирают, долго там никто не выдерживает. Чем ближе к Удавке, тем таких кластеров больше. А за ней все черное, дальше никому хода нет, конец мира.
— Вроде Удавка рядом, а я только раз натыкался. Правда, тянулся он далеко.
— Это могли два быть, а может и три или четыре. Они часто соседствуют. Хотя не знаю, как там границу проводят, ведь вроде не перезагружаются вообще. Как замороженные стоят, ничего там не меняется никогда. Если кусок мяса кинешь, так и будет лежать неделю свежий и влажный, а потом почернеет резко, стеклянным как все станет. Здесь вроде полосы, где мертвых кластеров мало, а полезных много. Народ крутится и наш, и внешники. На юг пойти, так там сплошная черная зона, через нее никак не пройти. И пару стабов внешники возле границы застолбили, при обходе черноты новички к ним по любому попадают. Самое хлебное место у этих уродов, мясо само приходит.
— А что на севере?
— Тоже черная полоса, но в ней проходы есть, через некоторые можно проскочить. Только за ними тоже ничего хорошего, там на атомитов можно нарваться.
— Что за атомиты?
— Лучше тебе не знать. Замяли тему. Они дальние рейды могут устраивать, не хватало беду накликать.
— Ты слишком суеверен.
— И ты таким станешь, как хлебнешь сполна медку Улья. Для нас лучше всего — шагать четко на запад, почти не уклоняясь. Черноты чем дальше, тем меньше становится, во все стороны дороги открываются. Есть где разгуляться.
— А чего же не остался там?
— Да сорвался, достало все. Здесь ты просто мясо, а там мясо, из которого надо последний споран вытащить. Чуть задолжал где и поимеют за твои же деньги. И все это с улыбочками, заверениями, что ты их лучший клиент и даже карту дадут дисконтную, чтобы потом ты подставлял зад со скидкой. Сплошной капитализм, а в Улье он куда уродливее чем тот, к которому ты привык. Ладно, замяли тему, двигаемся дальше. Смешно получилось, умудрились заболтаться в таком месте.
— Что тут смешного?
— Ты когда-нибудь видел, чтобы черти в церкви спокойно обсуждали цены на дрова для котлов, а поп их при этом ладаном окуривал? Вот мы сейчас как те самые черти, ведь нормальные рейдеры из таких мест без оглядки уходят. Нехорошо тут.
* * *
В лесу наткнулись на непонятно как туда забредшего пустыша. С едой у него там, очевидно, все было совсем плохо, так что мертвяк обессилел и передвигался ползком. При виде пары людей он, правда, резко оживился и даже попытался подняться на ноги, но безуспешно. Рыбак, обходя его, смачно плюнул, метко угодив в голову, а тот в ответ заурчал с просительными нотками, будто слезно уговаривая стать его завтраком. Пытался преследовать, шурша прошлогодней листвой и треща палыми ветками, но быстро отстал.
На опушке Рыбак остановился, достал бинокль, начал оглядывать открывшиеся виды. Карат занялся тем же. Впереди тянулся заросший кустами овраг, выходящий к широкой реке или длинному озеру, берега утопали в тростнике и камыше; чуть левее виднеется одинокий домик нежилого вида, из-за него выглядывает край длинного дощатого причала. Если переплыть на другую сторону, уткнешься в лес, тянущийся в обе стороны неизвестно насколько.
— На севере коровы объеденные, — заметил Рыбак.
Карат, уставившись в указанную сторону, разглядел крупные костяки и черепа там и сям валяющиеся по пастбищу.
