До заката Иван еще дважды сражался за костюм радиационной защиты. На щеке добавилась царапина, на руке — порез… Ерунда, до свадьбы заживет.
Стемнело. Он не мог заснуть. Все ждал, что нападут.
Один светильник — диодный — на весь вагон, у потолка, рядом со счетчиком Гейгера. И потому в вагоне полумрак, которого вполне достаточно, чтобы следить за рабами. Скучковавшись, бывалые играли в карты. Колоду достали из-за самой большой свинцовой плиты на стене. Прерывался «матч» лишь на перекуры. Сухощавый выдавал сигареты экономно, одну штуку на двоих. Пачку держал в кармане фуфайки.
Иван моргнул. Вроде бы мужчина рядом с сухощавым, примечательный такой — одноухий, вытащил из фуфайки сухощавого сигареты, пару штук, и незаметно сунул их ему же в другой карман.
Зачем это?.. Да ну, показалось. Жуков зевнул, не потрудившись прикрыть рот ладонью.
Глаза сами закрывались, но из-за холода заснуть не получалось. Да и боялся замерзнуть насмерть. Присел пару сотен раз, стиснув зубы от боли — и нога прострелена, и вообще. Тело слушалось со скрипом, но постепенно разогрелось, в мышцах появилась правильная тяжесть. Он присел, обхватив колени руками.
— Как это закончились?! — прозвучало от картежников громче обычного.
Задремавший чуть Иван вскинулся.
— Не, ну я ж считал. Еще две штуки должны быть. Макинтош, ты чего, зажилил?! Типа наше общество тебе не мило, сам табачок поюзать хочешь?!
Иван протер глаза пальцами, от холода потерявшими чувствительность. Что за возня меж умудренных рабов?
— Хорош спам гонять. Ты че-то предъявляешь мне, Варез?!
— А что, типа баг просто? Егор такой — две сигаретки из реала в виртуал?
— Будешь флеймить — забаню.
— Ты, Макинтош, в курсе, сколько я клаву топчу? Я ж тебя на раз снесу, как левый софт! — Одноухий вскочил и кинулся к сухощавому, которого называл Макинтошем.
Навстречу ему из-под фуфайки вынырнула заточка. Но одноухий — Варез его зовут — умело уклонился от смертельного удара, перехватил руку, заломил. Пальцы разжались, заточка упала. Зато другая, из рукава одноухого, прижалась к кадыку сухощавого.
Побросав карты, бывалые разом вскочили, загомонили. Варез велел Макинтоша обыскать. Так и сделали — и конечно, нашли якобы припрятанные сигареты.
— Что скажете, господа честные хакеры? Пофиксить этого фидораса? Он по ходу только скином из наших, а так ламер позорный!
Мысленно проклиная свое обостренное чувство справедливости, Жуков встал и указал на одноухого:
— Вот этот, Варез который, переложил сигареты из одного кармана Макинтоша в другой. Я сам видел. Получается, он специально это сделал, раз сам возмущаться начал, а это нехорошо и подло.
Все разом уставились на него. В вагоне стало тихо-тихо. Только стучали колеса. Даже храпевшие во сне заткнулись.
И понеслось.
Макинтош рассказал всем, что не хотел обидеть честное общество своим неуважением, это просто результат диверсии, направленной непосредственно против него, — Иван так для себя перевел его мудреные речи. Основываясь на показаниях свидетеля, Макинтош обвинил Вареза в даче заведомо ложных показаний и в непосредственном участии в противоправных деяниях.
Посовещавшись, бывалые велели Варезу до выяснения всех обстоятельств убрать оружие и отпустить Макинтоша. Одноухий нехотя подчинился. Затем ему предложили согласовать свои показания со свидетельскими. Тогда он изобразил праведное бешенство, пену изо рта пустил. Но Жукова это представление не впечатлило. И на вопрос «Кто ты такой вообще, ламер, чье место на коврике?» отвечать он не собирался. Как и ловить животом заостренный металл, когда Варезу надоело актерствовать и он таки атаковал.
Иван сломал одноухому шею.
Не хотел, так получилось: правильный захват, Варез сам дернулся, ну и…
Но не жаль, никаких угрызений совести. Ведь этот мужчина понимал лишь один закон — закон силы. Или смерти.
— Не надо больше. — Это все, что Жуков сказал бывалым, но они вроде поняли — враз потеряв к нему интерес, уселись за карты.
Подмигнув, Макинтош проворно снял с трупа робу-комбез, бросил ее Ивану:
— Надень, юзверь. Варез уже в корзине, ему фиолетово. А ты молодой еще, зачем мерзнуть. Табачок юзать будешь? Макинтош твой должник теперь, понял?
И он протянул сигарету, одну из двух оставшихся.
* * *
На Лали белое платье. Черные как ночь волосы распущены по спине. Карие глаза влажно блестят. Она прижимается к Ивану. Он чувствует ее дыхание на щеке. Она что-то шепчет ему в ухо, что-то очень хорошее, приятное. Иван прислушивается, но не может разобрать ни слова.
— Лали, повтори, будь добра. Что-то я… э-э… Повтори еще разок…
Улыбнувшись ласково-ласково и подмигнув игриво, она вновь прижимается губами к уху, ее волосы щекочут лицо, пахнут почему-то клубникой, вкусно так пахнут… Но опять не разобрать сказанного. Да что ж такое? Что происходит, а?..
И вдруг Иван понимает, что Лали вовсе не шепчет — она орет на него голосом Владлена Жукова: «Хортицкая трудовая зона!!! Спецшарашка для электронщиков и айти-спецов!!!»
Он вскрикивает и открывает глаза.
Над ним Макинтош, трясет за плечо:
— Хортицкая трудовая зона, юзверь. Добро пожаловать в ад.
Короче говоря, прибытие в лагерь Иван проспал. Разморило его всерьез. Помимо сигареты, Макинтош угостил его черствой галетой, которая, конечно, не насытила, но все же благотворно подействовала на измученный голодом желудок. Так что Жуков не видел, как состав, сбавив ход, перебрался по мосту через Днепр и, миновав пять — пять! — блокпостов, въехал на остров Хортица. Он не видел бурлящей внизу реки, отлично простреливаемой с курсирующих вокруг острова дирижаблей. Если бы кому удалось перепрыгнуть через два забора — из колючки под током и бетонный с вышками, между заборами разгуливают робопсы, — то, бросившись в реку, беглец утонул бы в бурном потоке, даже без пальбы с летательных аппаратов легче воздуха.
Зарокотало:
— С вещами на выход, бля! Шубки соболиные не забываем!
А еще говорят, у киборгов нет чувства юмора.
Клацнуло, хряпнуло, створки дверей вагона разъехались в стороны. Макинтош протянул руку, помог Ивану подняться:
— Ник-то у тебя какой, а, юзверь?
Вместе они спрыгнули на перрон.
— Ник — это что?
— Зовут, говорю, как? Как свои кличут?
Немного подумав, Жуков крикнул:
— Маршал! Так меня зовут!
Кричал он потому, что Макинтоша унесло человеческим потоком. Тут на перроне, отгороженном с одной стороны стенкой из ржавой жести, а с другой — составом, было не развернуться. Догнать бывалого, продвинувшись вслед хотя бы на полметра, не получилось, хотя Иван активно работал локтями. Пространства не хватало для прибывших и еще прибывающих рабочих — кое-кого киборги вышвыривали из вагонов прямо на головы тем, кому не повезло оказаться поблизости.
