«Внимание, люди, я — Тассадар, адмирал флота, что вы видите перед собой. Мы пришли за зергами. Флот людей, немедленно отведите корабли в сторону. Не сопротивляйтесь. Дайте нам защитить вас».
Первое, что она сделала, после того, как узнала, кто такой Алессадар на самом деле — прочла всю информацию о людях, что смогла найти. Она знала, что произойдет дальше.
Знал это и Тассадар. Именно поэтому залп терранского флота лишь бессильно растекся по щитам Золотой Армады, перенесшим энергию на переднюю полусферу.
В следующее мгновение три человеческих корабля вспухли огненными шарами раскаленного газа — в качестве первого предупреждения, а сообщение было отправлено повторно.
Спустя десять минут и еще одной тройки потерянных кораблей, люди прекратили обстрел, развернули корабли и ушли в гиперпрыжок.
Вот так просто и даже буднично состоялась первая встреча людей и протоссов. Двадцать минут, шесть уничтоженных человеческих кораблей, деморализованный и перепуганный флот, а в рубке Гантригора один из операторов выпустил слабый импульс облегчения, означавшего что-то вроде: «наконец-то можно заняться делом».
— У нас было разработано несколько схем выхода на контакт с людьми, — говорил ей предыдущим вечером Тассадар. — Сейчас, к сожалению, нам придется следовать наихудшему — для людей, естественно. Первыми, кого встретит Золотая Армада, окажется военный флот и эта встреча не может закончиться ничем иным, кроме боевого столкновения. Конклав считает, что это даже к лучшему — пусть люди сразу поймут, с кем имеют дело и насколько велика пропасть между нами.
— Конклав? — спросила тогда Селендис. — А вы, учитель?
— Мне не нравится моя роль палача, — ответил Тассадар. — Мне не нравится, что мне придется отдавать приказ о начале кровопролития. Но, я боюсь, в чем-то они правы — рано или поздно, так или иначе, но военное столкновение неизбежно. Все, что остается сделать мне — это постараться свести количество жертв среди людей к минимуму.
Селендис, не отрываясь, смотрела на спокойное, даже отрешенное лицо учителя, скупыми, рубленными фразами отдающего приказы Золотой Армаде: рассредоточится, начать сканирование, искать выживших. Его лицо дрогнуло в мимолетной гримасе скорби лишь однажды — когда стало ясно, что планету уже не спасти, что немногочисленные скопления выживших будут уничтожены раньше, чем подоспеет помощь.
— Начать процедуру зачистки.
Пол под ногами ощутимо дрогнул, когда Гантригор, вместе с парой десятков самых мощных кораблей флота открыл огонь из главного калибра, целясь в стыки тектонических плит, единомоментно вбрасывая миллионы гигаватт энергии в бурлящую раскаленную лаву, до поры до времени тающуюся под тонкой корой планеты. Обстрел длился ровно четырнадцать с половиной минут — именно столько времени потребовалось Армаде, чтобы сообщить мантии достаточно лишней энергии, выведя систему из равновесия и предоставив планете пожирать саму себя.
— Рассчитать микро-прыжок до Терран-8, - отрывисто приказал Тассадар. — Уходить в гиперпространство по окончании расчета.
Все время короткого перелета на мостике царило тяжелое молчание — несмотря на то, что за прошедшие годы они делали это не в первый и не во второй раз, мало кому нравилось оставлять за собой безжизненную пустыню.
Молчание было настолько гнетущим, что Алдарис, наблюдатель от Конклава, не выдержал:
— Вы выполняли приказ, Тамплиеры, — сказал он, покидая свое привычное место за правым плечом Тассадара. — Заразу зергов необходимо выжигать любыми средствами, а самих проклятых Зел Нага тварей — уничтожать везде, где только встретим.
— А что насчет людей, Алдарис? — тихо спросил один из операторов поля, покосившись на хмурого Тассадара.
— Вы знаете, я многие годы был Тамплиером, прежде чем Конклав призвал меня к себе, — после непродолжительного молчания ответил Наблюдатель. — Я такой же, как вы, а потому понимаю вас — нет чести в победе над слабыми, но… нет бесчестия в исполнении своего долга. Терраны должны понять, на чьей стороне сила, если не показать им этого с самого начала — последствия будут губительны, причем в первую очередь — для них самих. Мы сделали это для их же блага.
Речь Алдариса принесла свои плоды — оставшееся время до выхода из гиперпространства в рубку управления вернулся деловой настрой и мостик перестал напоминать похороны.
И только Селендис, привыкшая всегда и во всем оглядываться на своего наставника, заметила мрачную гримасу, на мгновение прорвавшуюся сквозь абсолютное самообладание Вершителя. Словно он нутром чуял изъян в логике своего бывшего командира, но сам не понимал — где именно.
На орбите Терран-8 было пусто, — крейсер людей покинул околоземное пространство спустя десять минут после бегства основного флота.
Армада уже привычно растеклась по орбите, разворачивая сенсоры, как вдруг…
— Протосс… — тихо, будто не веря самому себе, практически прошептал один из операторов. — На этой планете один из нас!
Селендис рефлекторно сделала шаг вперед, впившись взглядом в изображение, выведенное оператором на основной экран. Там, среди грязно-серого моря зергов, неутомимыми волнами накатывающихся на жидкий строй тусклых людских факелов, крохотной сверхновой с характерным голубоватым оттенком сияло сознание первенца богов. Свободно, не прячась и не скрываясь, словно дразня ее близостью мечты.
Практикантка даже забыла спросить разрешение — смазанной золотой молнией она метнулась к выходу из рубки, не чуя под собой ног, помчалась по длинным коридорам к лифту — к Вратам, стремясь оказаться на поверхности планеты как можно быстрее… И уже не слышала, как Тассадар с нескрываемым облегчением отдал приказ:
— Приготовиться к высадке. И не смотри на меня так, Алдарис — в приказе ничего не было про убийство своих.
Пространство снов — удивительная штука. Каким бы невозможным ни было то, что мы видим, когда засыпаем, каким бы бредом это ни было с точки зрения здравого смысла, пока мы внутри — все в порядке, все так и должно быть. А как иначе?
Вот и сейчас я не чувствовал никакой неправильности в том, что смотрю снизу-вверх на красивое лицо молодой женщины с коротким каре огненно-рыжих волос. Не было никакого противоречия в том, что я смотрю в эти до боли знакомые ярко-зеленые глаза, на вздернутый носик и целую россыпь озорных веснушек на бледной коже.
— Здравствуй, мама.
Нет ничего противоестественного в том, что я разговариваю с женщиной, которая мертва вот уже больше пятисот лет.
