— Разъясните, если не затруднит, — полковник пыхнул только что закуренной папироской, выпустил облачко сизого дыма. — Я, видите ли, с российскими реалиями знаком весьма поверхностно, так что…
— Что такое ФАР знаете?
— Федерация Анархистов России?
— А говорите, не разбираетесь! — Натали вдруг ужасно захотелось курить. Иные дни и не вспоминала о табаке, а сейчас, как приспичило. — Дайте папиросу!
— А мне показалось, вы не курите! — Оказывается он уже протягивал ей открытую коробку с изображением танцующей турецкой девушки. — Держите, Наташа. Вы позволите мне вас так называть?
— Называйте, — пожала она плечами.
— Так что там с ФАР и «Набатом»?
— «Набат», — вспыхнула с треском и шипением серная спичка, огонь лизнул край папиросы, и рот наполнился сухим горьким дымом, — «Набат» — это газета анархо-синдикалистских профсоюзов.
— Значит, вы анархо-синдикалистка?
— Во всяком случае, была. — Сейчас Натали не была уже в этом уверена, но не рассказывать же об этом полковнику! Или рассказать? — Вы спрашивали о хвате двумя руками…
— Да, — холодно усмехнулся полковник. — Техника налицо.
— Я прошла полный курс «Тамбовских волков», — похвасталась Натали, отдышавшись после новой порции водки.
— Впечатляет! — полковник смотрел на нее с каким-то новым выражением.
«Сейчас он подойдет… Он… Он подойдет и… Поцелует или сразу завалит на стол? Он…»
— Я…
— Вы готовы, — кивнул он. — До кровати доберетесь сами, или помочь?
Глава 2
Медленный фокстрот
— Завтракать, конечно, не будете? — положительного ответа Генрих не ожидал. Спросил из вежливости, и получил в ответ кислую мину.
— Не буду.
«Интересное дело, — подумал он мельком, стараясь не смотреть Наталье в лицо, — отчего красивые женщины остаются самими собой даже с похмелья, а мужчины — никогда?»
— Ладно, уговорили! — кивнул Генрих. — Пейте кофе, и вот вам еще в терапевтических целях… — плеснул он ей «на чуть» шустовского коньяка.
— Я не люблю кофе!
«Что характерно, рюмку с коньяком прибрала без разговоров, а кофе, видите ли, не нравится».
— А зря! — Генрих налил коньяка и себе, «чтобы запить аспирин», и снова подумал о том, как переживают похмелье хорошенькие женщины. — Пейте, Наташа! Кофе в вашем состоянии — самый подходящий напиток, вы уж поверьте моему опыту!
На самом деле он лукавил. Наташу трудно было назвать красавицей. Слишком жесткое лицо, опасный взгляд, резкие черты. Молодая, это да, но все-таки не красавица. Впрочем, молодость дорогого стоит, особенно, если речь о женщине, а говорящему — шестой десяток пошел.
«Не красавица, но…»
Какой эпитет подобрать? Симпатичная? Нет, пожалуй. Симпатичная — это о ком-то другом. Привлекательная?
«Такая привлечет. Догонит, и привлечет еще раз!»
Однако едва он успел мысленно пошутить, как двойной смысл шутки заставил его остро почувствовать свою неправоту.
«Интересная!»
В точку! Узкое бледное лицо. Правильные, хоть и резковато выведенные черты. Черные, коротко — едва ли не под мальчика — подстриженные волосы. Синие глаза.
«Н-да… И все, как всегда, упирается в половой вопрос!»
Скорее всего, нынешние «неудобства» определялись лишь тем, что у него давно не было женщины. Как-то он этот вопрос запустил, а теперь, вишь, как проняло.
«Безобразие!»
— Вы, Наташа, авто водить умеете? — спросил вслух, выпив коньяк и закуривая.
— Что? — поперхнулась женщина, брызнув с губы мелкими каплями кофе. — Какое авто? Вы о чем?
— У меня, видите ли, грудь очень болит… — Грудь действительно болела. Особенно левая половина. Она вся была один сплошной синяк, за ночь сползший вниз, на бок и на живот. — И левая рука. В таком состоянии за баранку не сядешь, сами должны понимать.
— Так вы что, — нахмурилась Наталья, — хотите, чтобы я у вас шофером служила?
— Отчего бы и нет? — Генрих решил, что идея дорого стоит, да и не врал он почти. Даже наоборот: он ведь не стал ей рассказывать, что у него еще и мигрень на фоне вчерашних переживаний случилась. А хорошая мигрень стоит, если кто не знает, нормального осколочно-пулевого в мягкие ткани.
— Отчего бы да? — адаптировалась женщина к меняющейся ситуации почти мгновенно. Сейчас она была уже спокойна, собрана, хмуро-иронична.
«Не шавка… Настоящая сука! Посмотрим…»
— Вы мне задолжали, разве нет?
— Да, пожалуй.
— Так вы умеете управлять автомобилем?
— Умею… но у меня нет прав.
— Вообще нет или только с собой?
— С собой, — нехотя признала Наталья.
— Мы могли бы заехать…
— Заехать? — нахмурилась она.
— Вот что, — предложил тогда Генрих, — давайте перестанем плести кружева, и назовем вещи своими именами. Я кому-то нужен. Вернее, я нужен им мертвым, и не нужен живым. Кому и отчего, не знаю. Возможностей — тьма, а материала для размышлений — ноль. И это все обо мне. Во всяком случае, пока. Согласны?
— Допустим.
— Что ж, считаем, что допустили. Теперь о вас. Тот, кто вас послал, сыграл вас, Наташа, втемную. Полагаю, в ваших кругах такое поведение не приветствуется.
— Вы сказали.
— Отсюда следует, что возвращаться вам пока некуда. Убьют.
— Возможно.
— Можно, конечно, попробовать объясниться… — это был камень в кусты. Бросок наобум.
— Не обсуждается.
— Вообще или только со мной?
— С вами, полковник!
— Хорошо, — спорить с очевидным бессмысленно. — Мое предложение таково: оставайтесь со мной. Дня на три-четыре. А потом уедете, я вам и билет куплю, куда скажете. Или к своим вернетесь, если объясниться получится. Или еще как…
— Небезупречно, но приемлемо… — Наталья взяла со стола пачку папирос, покрутила в длинных крепких пальцах — «Пианистка или лучница!» — взяла одну, оббила о не по-дамски остриженный ноготь большого пальца, взбросила в угол рта. — Однако если я появлюсь подле вас…
— Я не Кейн, — напомнил Генрих, знавший по опыту, что такое моральные императивы.
— Вы не Кейн. Однако может статься, вы ничем не лучше. Я-то вас не знаю.
— Я вас тоже не знаю.
— Резонно, — согласилась Наталья и протянула руку за спичками. — А теперь скажите честно, Генрих, зачем я вам понадобилась? Ну, не авто же, в самом деле, водить!
Получалось, что он не ошибся. Покушение, тем более, его странный исход ставили Наталью в достаточно сложное положение.
«Между молотом и наковальней!»
Между своими и чужими. Между полицией и боевиками. Между хитрованом, играющим свою, особую игру, и руководством анархистской боевой организации.
