Ауум медленно обошел зал по кругу, опускаясь на колени рядом с каждой жертвой, чтобы произнести слова утешения или молитвы, если все усилия жрецов не помогали спасти их подопечных.
Только к концу обхода Ауум понял, почему Тиирадж отвечал столь уклончиво. Он видел эльфов с ужасающими ожогами на лицах, с одеждой, прикипевшей к телу, и руками, обгорелыми почти до кости, но в глазах у них светилась ярость и сила, которые позволят им выздороветь. Но видел он и тех, у кого ожоги и раны были относительно легкими, но в ком шок внезапного нападения подточил мужество, угрожая отправить их души прямиком в объятия Шорта.
— Тай, — сказал он, — предоставим этих славных эльфов выздоровлению. Инисс благословляет вас всех, и он же вернет вам здоровье и возможность учиться дальше. Мы будем молиться за вас и почтем за честь встать с вами в один ряд в тот день, когда отвоюем свою землю у людей и освободим свой народ.
Ауум повел своих учеников наружу, знаком попросив Онеллу присоединиться к ним.
— Расскажи мне о Такааре, — попросил он.
Выражение лица Онеллы было красноречивее любых слов. Ауум вдруг почувствовал, как его уверенность пошатнулась.
— Если он вам мешает, я могу убрать его.
Онелла вздохнула.
— Нет, нет, я не хочу этого. Нам нужны его озарения, в какой бы форме они ни снисходили на него.
— Он составляет заклинания?
— Сейчас нет. Он никак не может сосредоточиться. Думаю, у него в голове слишком много существ.
— Ладно, — проворчал Ауум, ощущая уже привычный наплыв самых противоречивых чувств, едва только речь зашла о Такааре. — Держи меня в курсе. И не давай ему вселять в учеников чувство неуверенности в своих силах.
— Вселять неуверенность? Видел бы ты их. Они обожают его. Сказки, которые он рассказывает, и знания, которыми он делится с ними, относительно энергии, заключенной в земле, буквально зачаровывают их, прошу прощения за каламбур.
— А он по-прежнему… наносит визиты?
— Все чаще и чаще. Полагаю, в этом нет ничего удивительного, учитывая состояние его рассудка.
Ауум выругался.
— Для чего он это делает?
Онелла лишь пожала плечами в ответ. Ауум вполне понимал ее разочарование и досаду.
— Он неизменно говорит, что получает ценные сведения, хотя на самом деле они — всего лишь друзья и им нравится разговаривать друг с другом.
— Как можно дружить с человеком? — осведомился Малаар.
— Не знаю, — отозвалась Онелла. — Хотя, полагаю, если и есть на свете человек, достойный доверия, так это он.
— Это неправильно, — сказал Ауум. — Хочет он того или нет, но он выдаст наши секреты. Глядя на то, что происходит вокруг, я спрашиваю себя, а не случилось ли это уже.
Онелла собралась было что-то ответить ему, но тут воздух потряс многоголосый рев пантер. Его подхватили хриплые и воинственные крики эльфов. Это был призыв к немедленному действию и мести. Ауум вздрогнул, вслушиваясь в эхо криков, прокатившихся из конца в конец по всему лесу. Но вот они постепенно замерли, сменившись хрупкой тишиной, прежде чем ее вновь нарушили вопли опомнившихся подданных Туала.
Онелла дрожала всем телом. Никогда раньше в лесу Калайуса не раздавалось столь жутких звуков.
— Что это было? — спросила она.
— Обращенные, — ответил Ауум. — Объявляют общий сбор.
— Для чего? — поинтересовалась Элисс.
Ауум покачал головой.
— Не знаю, но, боюсь, их действия еще аукнутся нам. Здесь был Серрин. Он стал свидетелем надругательства над храмом.
— Вы думаете, они начнут мстить? — спросил Тиирадж.
— Они — Обращенные. А люди напали на храм Инисса.
— Но… — начала было Элисс.
— Знаю, — перебил ее Ауум. — Но эти угрозы для Обращенных ничего не значат. Они считают, что те, кто оказался в рабстве за стенами наших городов, способны постоять за себя сами. А здесь произошло нападение на сердце нашей веры. И они отомстят за него.
По лицам своих учеников он видел, что они или не понимают, о чем он говорит, или не верят ему.
— Почитайте учение Лизаэль, — посоветовала Онелла. — А еще лучше — поговорите с ней, когда будете в Катуре, если она все еще там, конечно. С тех пор, как возникла первая пара Обращенных, прошло всего сто тридцать лет, но разум переродившихся эльфов настолько далеко шагнул за грань нашего понимания, что к ним уже неприменимы наши понятия о здравом смысле, добре и зле.
— Тем не менее, мы должны попытаться остановить их, — возразил Ауум.
— Как? — поинтересовался Тиирадж. — Мы даже не сможем выследить их. Как мы узнаем, куда они направились?
— Хороший вопрос. — Ауум развел руки в стороны. — Кто-нибудь готов предложить вразумительный ответ?
Первой подала голос Элисс.
— Они захотят создать прецедент. Привлечь к нему внимание людей, чтобы те задумались над происходящим.
— Хорошо, — сказал Ауум. — Малаар?
— Это будет нечто представляющее большую ценность. Охотники за шкурами или собиратели редких растений?
— Нет, — ответил Ауум. — Человеческие деньги ничего не значат для Обращенных. Думайте. Виранн?
— Значит, это будет какая-то массированная и показательная акция. Где-нибудь неподалеку от Исанденета.
Ауум кивнул.
— Правильно. А почему Исанденет?
— Потому что это — военный оплот и магическая база людей, — сказал Виранн. — Потому что там живет Истормун.
— Хорошо, — вновь кивнул Ауум. — Гинеев, будь ты на месте Обращенных, в каком месте бы ты атаковал?
— Лесосплав на реке Икс, — без колебаний отозвался Гинеев. — Его тщательно охраняют, там много рабов и стражников, а сам он является самым гнусным надругательством над лесом.
Ауум преклонил колени, и Онелла с учениками последовали его примеру.
— Тай, помолимся. — Ауум положил одну ладонь на камень, а другую простер к небесам. — Инисс, услышь меня. Биит, услышь меня. Благословите землю, по которой должны ступать ТайГетен. Покажите нам путь и наставьте нас, когда мы постараемся остановить руку слуг ваших, Обращенных.
— Шорт, услышь меня. Благослови души тех, кого отправила в твои объятия злая воля людей, и даруй им теплый прием предков. И пусть те люди, что стоят пред тобой, сполна испытают на себе всю силу твоего гнева.
— Икс, услышь меня. Направь руку Онеллы. Благослови ее труды и укрепи ее дух, когда она начнет возрождать орден Иль-Арин. Открой им глаза на природу их силы и научи управлять ею. Поставь их на пути овладения ею, чтобы они встали рядом с нами и мы сбросили бы с себя людское иго.
— Я, Ауум, прошу вас об этом.
После недолгого почтительного молчания Ауум поднялся на ноги. Онелла же еще некоторое время оставалась коленопреклоненной. Когда она, наконец, выпрямилась, в глазах ее вновь заблестели слезы.
