Кокрелл медленно поднялся, приблизился ко мне вплотную и тихо отчеканил, с ненавистью разглядывая мою переносицу:
— А не будет препаратов, медицина, извини. И твое доверие никого на складах не интересует. Потому как все спущенное сверху на бригаду урезается еще на подходе. И там, где кадровые части получают все и без ограничений, мы пользуемся объедками. И идем умирать первыми, как расходный материал… Поэтому забудь про свои чистые больнички и сестричек в перевязочной. Работать будешь тем, что достанется, и прямо посреди болота, на одной кочке с радистом… И не говори мне, что у нас должно быть. Я это лучше тебя знаю. Наизусть выучил, когда ребят хоронил и год, и два, и три тому назад… Усек?.. Мы — как никому не нужные сироты, избавиться трудно, но и содержать накладно… Вот такие сиротинушки…
Я аккуратно оттер со щеки брызги слюны и так же тихо ответил:
— Когда в Маджесто кончилась кровь, я пошел в ближайший стрип-клуб. Зашел к хозяину и сказал, что его парни умрут у меня в операционной после очередного передела территории. И я не смогу помочь. И муниципалитет не сможет помочь, потому что Маджесто называли клоакой, и финансирование резали безбожно каждый месяц… Но я поговорил, и на утро в больницу завезли все, что нужно…
— Я похож на хозяина стриптизерш? — деланно удивился седой мужчина, с иронией разглядывая идиота-доктора, к своим годам не осознавшего элементарные правила выживания в нашем веселом мире.
— Не знаю, — получил он ответную усмешку, — может, кто в стрингах и бегает по утрам, я в штаны не заглядывал… Самсон, подай банку паштета, что ты прикрыл газетой.
Я ткнул пальцем в жестянку, которую мне неохотно протянул гигант-негр:
— В рационе этого нет. Значит, вы где-то проколупали дыру на склад, куда и ходите уже третью ночь подряд… Мне плевать на то, как плотно будет набито ваше брюхо, но я хочу знать — нет ли на складе боксов с медицинской маркировкой? И кто потом получит этот груз?
Недовольный Тибур отобрал жестянку и попытался увести разговор в сторону:
— Какой склад, какие грузы? Мы что, похожи на идиотов, ходить под трибуналом за кражу бригадного имущества? Это мне мама прислала, на праздники.
— И тот ящик, что сейчас завален одеялами в углу каптерки? Богатая у тебя мама, пандиллеро.
— Угомонись, медицина. Списано это все. И никому дела нет из командиров, потому что по бумагам уже вне бригады, и поедет на ближайший рынок. Деньги потом штабные поделят.
— Но паштет свежий! — удивился я.
— Разумеется, кто же просроченным торговать будет! За такое можно не деньги, а пулю от посредника получить.
Посмотрев на гиганта Самсона, вскрывшего банку, я подвел итог разговору:
— Значит, нужные боксы вы все же видели. Списанные с баланса и приготовленные к отправке. И в войска они не попадут, а будут распроданы из-под полы… А раз так, то ночью сегодня идем вместе, я проверю их содержимое и покажу, что брать. Чтобы на следующей неделе бойцы моей роты пошли в джунгли укомплектованные, как положено, а не с голой задницей.
— Ты спятил, парень? — капитан взял кусок хлеба с намазанным злополучным паштетом и помахал рукой в сторону штаба: — Нас здесь собрали, чтобы штрафбат разгрузить. Последний месяц любых нарушителей дисциплины собирают в части для отправки на юг. Потому что официально на "усиление войск в зоне временного конфликта" не имеют право отсылать военных заключенных. Зато можно послать сводную бригаду спецназа. И сводную бригаду легкой пехоты. И еще кучу других сводных бригад, в которых служат желтые, черные, бурые и прочие уроды, не заполучившие счастье родиться в правильной семье… Но это мы. А тебе-то зачем? Поймают, попрут из профессии. Получишь волчий билет, и простым рядовым в патрулирование, до первой мины…
Подобрав со стола злосчастную аптечку, я покачал ей перед носом командира и ответил, стараясь не сорваться на матерно-агрессивное:
— Не противопоставляй меня парням, ротный. Да, я слабее каждого из вас, и любой из этих бритых волков легко проткнет меня пальцем. Но я отличаюсь от любого в казарме только страховкой, выплаченной семье за погибшего в забое отца. И как вы, я так же рос в "экономически убыточной зоне". И как вы, перебивался с сухарей на воду… Но я упрямый, ротный, я очень упрямый. И когда смог поступить в университет, то пер к своей цели, не считаясь с насмешками и голодными обмороками. И работал там, где сейчас растут их браться и сестры. И лечил их травмы и огнестрел… Я очень упрямый. Поэтому в бой эти парни пойдут со всей необходимой "дурью", и я не буду их хоронить из-за очередной проворовавшейся крысы в погонах… Не хочешь — пойду один. Но нужную дыру в заборе вы мне все равно покажете.
— Дурак, — поставил окончательный диагноз седовласый капитан, протягивая мне бутерброд. — Садись чай пить, медицина… А то с голодных воспоминаний тебе еще что примерещится…
Рано утром вместо зарядки я сидел в каптерке, не выспавшийся, но довольный, и заканчивал упаковку последней личной аптечки. Единственная проблема, которая беспокоила меня тем утром — на кого навьючить два рюкзака с запасными вакцинами и препаратами?
* * *
Неделя перед передислокацией осталась у меня в памяти как один изжеванный дерганый клубок: пустопорожняя беготня, куча каких-то феерически бездумных бумажек и сорванные голоса штабистов, метавшихся между директивами из центра и глухим ворчанием недоукомплектованной бригады. Еще вспоминаются два слова, которые одинокими горошинами болтались у меня в голове: "клоун" и "сиротинушки".
Клоуном вашего покорного слугу назначил один из накрахмаленных писарей. Хлесткое слово мигом прилипло, и до вылета никто из остающихся на базе меня по другому и не называл:
— Где этот клоун?
— Кто?
— Да медик из четвертой роты! Ему предлагали перевод в госпиталь, а он в джунгли рвется, за медалями!
— А! Точно! Знаем такого. Он еще винтовку потерял на днях.
Насчет ружья действительно, я тогда знатно прокололся. Вернулся с марш-броска в казарму, дополз до шкафчика и застыл истуканом, с трудом пытаясь вспомнить: где же эта проклятая железка. Из ступора меня вывел ротный, который орал потом что-то про идиотов, способных утопиться в сортире назло ему… К счастью, я смог договориться с патрульными за небольшую мзду, и они со мной полночи утюжили соседний лес на флаере, пока маломощный сканер не засек зацепившийся за куст кусок железа. Но сослуживцы следующие сутки со мной демонстративно не разговаривали.
А про сиротинушек я вспоминал уже сам, глядя на спешные сборы и бесконечные отказы вышестоящих инстанций. Продовольствие? Только галеты и просроченные сублиматы. Бронежилеты и ночные визоры? Закончились еще вчера, получайте ваши латаные разгрузки и докупайте батареи к рациям за свой счет. Боеприпасы к тяжелым пулеметам? Уже отданы первой и второй гвардейским бригадам, вы обойдетесь легким вооружением. И так — во всем… Похоже, прошедший через несколько локальных войн Кокрелл был прав: набранных где попало солдат старший командный состав боялся и ненавидел больше, чем потенциального противника. И не собирался жалеть при заброске на охваченную волнениями территорию. Что жалеть человеческий мусор…
