Из-за зерибы выметнулась кавалерия дервишей и ударила в правый фланг войска негуса, заставив тех в панике отступить. Увидав этот манёвр, навстречу им поскакала кавалерия эфиопов. Крича и вздымая вверх лёгкие копья, две лавы набросились друг на друга.
Дико ржали кони, сбитые вместе с всадниками наземь, метались кони, оставшиеся без седоков. Хрипели, свесившись с коней, раненые, стреляли в упор из ружей выжившие, место сражения затянуло густым белым дымом и поднятой пылью, в которой были видны мутные тени сражающихся.
Выстрелы, крики, ржание коней, и многоголосый гул убиваемых людей, кричащих в агонии, или от ненависти, поднялись вверх над сражением, реквиемом вечной борьбы за место под солнцем. Всадники бились, перемешавшись между собой, сверкали, как молнии сабли, падая на шеи врагов, раненые сражались на земле, отпрыгивая от мчащихся коней. Кони, хрипя и безумно вращая глазами, кусали друг друга и лягались.
Наконец, всё это безумие закончились, и немногие уцелевшие дервиши стали поворачивать коней, спеша укрыться за барьером. Они понесли огромные потери, но до конца, всё-таки, не проиграли.
Остатки их войска сумели выйти из боя и укрыться за оградой. В бой вступила пехота. Выстрелы гремели со всех сторон. Людская волна, ощетинившись копьями, саблями, и штыками ружей, шла в атаку, накатываясь на зерибу, волна за волной, рубя её саблями и простреливая насквозь. Люди падали на землю, повисали на колючих ветках, кричали, умирая, и стреляли друг в друга.
В одном месте удалось прорубить барьер, и в проход ринулись атакующие. В них со всех сторон полетели пули. Лилась кровь, ожесточение овладело сражающимися в полной мере. Стремясь отбить проход, дервиши бросились в отчаянную атаку, визжа и рыча.
«Аллах Акбар, Аллах Акбар», — это вечное утверждение выкрикивали они, бешено бросаясь на эфиопов, и погибая от их пуль и сабель.
Но и эфиопы слишком дорого платили за возможность победы. Ожесточение битвы нарастало всё сильнее. Несмотря на отчаянное сопротивление, дервиши, неся потери, стали отступать к старой цитадели, сделанной из жёлтого песчаника и глиняных кирпичей, и вскоре укрылись там.
Со стен непрерывно раздавалась пальба, но необходимо было сделать последнее усилие. Увидев это, негус пожелал лично возглавить атаку.
— Не делай этого, повелитель, — в отчаяние кричал Аксис Мехрис, но негус никого не хотел слушать.
— «Я не для того сюда шёл, чтобы отсиживаться за спинами моих воинов».
— «Если мне суждено умереть, то пусть я тогда умру за свою веру, и свой народ», — сказал он, и возглавил последнее отчаянное усилие, направляя воинов в атаку на цитадель.
Воодушевлённые воины бросились с удвоенными силами в атаку. Аль-Максум, стоявший на стене, и руководивший отражением атаки на своём участке, внезапно увидел среди наступавших человека с царственной осанкой, и в богатых одеждах, держащего в руке хорошую винтовку. Позади него находились двое воинов, сжимающих личный штандарт.
— Никак сам негус, — невольно подумал про себя Аль — Максум, — вот она удача и надежда на спасение.
— Ахмад, Ахмааад, — позвал он лучшего стрелка. Из дыма вынырнула фигура тощего «дервиша», с перепачканным лицом.
— Видишь вон того, — указал он на негуса Йоханныса.
— Вижу, повелитель.
— Убей его… и десять золотых монет твои!
Радостная улыбка осветило чумазое смуглое лицо суданца.
— Не сомневайся, «шариф», щас сделаю.
Прищурившись, он быстро прочистил шомполом ствол своей однозарядной винтовки. Потом полез в патронную сумку и достал из неё горсть патронов. Тщательно осмотрев, он выбрал один, который понравился ему больше всего.
Прошептав над ним молитву, он протёр его и сунул в патронник. Щёлкнул затвором, загнав патрон в положенное ему место. Оперев ложе винтовки на кирпичный зубец стены, он тщательно прицелился в негуса, не обращая внимания на кипевшую вокруг битву, дым и свистящие кругом пули.
Негус, вся защита которого состояла из дорогих шерстяных одежд и храбрости, воодушевленно кричал, потрясая винтовкой и поднимая в атаку своих людей. Он был величественен в своих императорских одеждах и самоотверженности. Выстрел Ахмада остался неслышен в общем гуле сражения. Но имел поистине катастрофические последствия, изменив историю африканского континента.
Пуля, преодолев канал ствола, закручиваемая нарезами, вылетела, подгоняемая пороховыми газами, и устремилась в цель, пронзив грудь негуса.
— Ахгр, ааа. Пронзённый пулей, негус закачался, выронил винтовку, схватившись рукой за грудь. Сквозь его судорожно сомкнутые на груди пальцы начала сочиться кровь, она же показалась у него на губах кровавой пеной, пузырясь с каждым его выдохом. Пуля пробило ему левое лёгкое.
Негус упал.
— «Императора убиилиии», — пронёсся над войском безумный крик. Телохранители, не сберёгшие своего повелителя, бросились в толпу, вытаскивая из-под ног сражающихся тело императора.
Подхватив безвольно тело негуса, они вынесли его из боя. Но весть о его гибели уже обошла штурмующие цитадель войска. Атакующий порыв стал ослабевать, наконец, атака захлебнулась, и эфиопы стали отступать, бросив осаждать цитадель.
Суданцы уже готовы были сбежать, или сдаться на милость победителя, от этого решения их отделяли всего лишь мгновения, но личный порыв и храбрость сыграли с самоотверженным негусом плохую шутку, он был тяжело ранен, атака захлебнулась, и дело всей его жизни осталось незавершённым.
Тело негуса внесли в шатёр, вокруг столпились придворные.
— Позовите Мегеша, — прошептали обескровленные губы негуса.
Его приказание было исполнено тотчас, через несколько минут прибежал Мегеше.
Негус взял его правую руку своей окровавленной рукой и сказал.
— В трезвом уме и доброй памяти, я объявляю моего незаконнорождённого сына новым императором. Я умираю, и передаю ему всю полноту имперской власти.
— «Люби и защищай свою Родину и свой народ, мой сын!»
Сказав столь длинную фразу, он выпустил руку сына, и свалился обратно на подушку, натужно хрипя. И тяжело задышал, захлёбываясь кровью. Походные лекари ничем не могли помочь своему повелителю. Придворные молча толпились, военачальники, не зная, что делать, дали приказ отступать на прежние позиции.
Над телом ещё не умершего императора начались распри. Одни поддержали право на трон Мегеше, другие, наоборот, выдвигали свои кандидатуры. Наиболее вероятным претендентом на трон был отсутствующий здесь рас Менелик, правитель области Шоа.
Покинув шатёр, многие несогласные с решением императора стали уводить свои отряды, покидая поле битвы, и коалиция распалась. Победа осталась за суданцами. Началось позорное отступление превосходящих над суданцами сил.
Императора везли вместе со всеми. Через двое суток, 11 марта 1889 года он умер, не приходя в сознание. Отступление приняло панический характер, армия таяла на глазах. Вокруг тела императора сплотились лишь самые преданные. Остаток войск увел в столицу Абиссинии, город Аксум, его внебрачный сын Мегеше.
Траурная процессия, брошенная всеми, кроме самых преданных, двигалась медленно, конвоируя гроб с телом храброго императора. Их было сто десять человек, его личной охраны, во главе с родным дядей расом Арейя. Суданцы, преследовавшие отступающие абиссинские отряды, наткнулись на медленно идущий небольшой отряд почётного караула императорских телохранителей. Их догнал отряд военачальника дервишей Зеки Туммаля, завязался бой.
Телохранители отчаянно отстреливались, защищая тело своего императора, их ряды таяли, а патроны кончались, но ни один из них не сбежал, и не покрыл своё имя проклятьем позора. Когда патронов не стало, рас Арейя отбросил бесполезную уже винтовку, выхватил свой родовой меч, и, закрывшись щитом, вступил в своё последнее сражение со словами…
— «Я уже слишком стар, и моё время прошло; я не смогу служить другому господину, так что лучше сложить мне голову в бою с неверными, чем умереть от дряхлости, подобно мулу в конюшне», — и с этими словами он погиб в бою, защищая своего императора.
