Махдисты выкинули захваченное тело императора из гроба, отрубили ему голову, и, насадив её на копьё, увезли в свою столицу Омдурман. Так закончилась очередная страница истории, которая имела свои последствия и для Ивана Климова, по имени Мамба.
Интерлюдия. Аксис Мехрис.
Аксис Мехрис гнал своего коня по грустным пейзажам эфиопского высокогорья и рыдал. Погиб его друг и повелитель, император Абиссинии, а он ничем не смог ему помочь, ничем…
Распри и предательство погубили всё дело его жизни, не позволив Мегеше занять престол и возглавить армию. Император умер, но его долг перед ним — нет. Сидя в седле, он поклялся самому себе, что сделает всё, что в его силах, чтобы спасти свою несчастную страну и помочь внебрачному сыну императора (единственный сын от законной супруги умер несколько лет назад) взойти на престол.
Сейчас его путь лежал в Джибути. С чего-то же надо было начинать. И он решил начать с Джибути, там засел, непонятно откуда взявшийся, отряд русских, захвативших старую крепость на побережье, и решивших там основать колонию.
Они засылали своих представителей к негусу, надеясь стать посредниками между императором Абиссинии и русским императором Александром Третьим, но безрезультатно. О них он и вспомнил сейчас. При дворе ему пока нельзя находиться, слишком всё было зыбко и расплывчато. Взаимное предательство, интриги, отравления и подлые убийства, в ход шло всё. Он не хотел в этом участвовать.
В Джибути засел казачий отряд из двухсот охотников, во главе с пензенским мещанином, называвшим себя казаком, а на самом деле, прожжённым авантюристом, жаждущим приключений и славы. Этим самым мещанином был некто Ашинов Николай Иванович.
Сейчас он сидел в полуразрушенной башне, и смотрел в подзорную трубу на манёвры французской канонерской лодки, готовящейся открыть огонь по крепости.
Здесь их никто не ждал, ну ладно бы не ждал, так ещё и не желал видеть. Главную партию в этом регионе играли две скрипки — Англия и Франция. По взаимной договорённости, находившаяся поблизости канонерская лодка французского правительства, получив однозначный приказ, взяв на борт небольшой десант из пятидесяти солдат пехоты, отплыла в Джибути.
Мимо старой крепости, смотрящей бойницами на Баб-эль-Мандебский пролив, проходила оживлённая морская судоходная трасса, по которой следовали транзитом торговые суда из Суэцкого канала, через Красное море в Индийский океан, и далее к местам назначения.
Канонерка, развернувшись правым бортом, дала залп одним орудием. Снаряд, прошелестев где-то над крепостью, разорвался далеко позади, взметнув в воздух большой султан песка. Грохот взрыва донёсся чуть позже.
— Подумаешь, — сказал вслух есаул Ашинов, — напугали…
— Бах, бах, бах, — грохнула залпом всего борта канонерка. Снаряды, взвывая, стали взрываться, где попало. Один из них воткнулся в стену, развалив старую кирпичную кладку и проделав в ней солидную дыру.
— Вот суки, — с грустью вздохнул есаул, — сейчас потребуют сдаваться.
Он не ошибся. Канонерка спустила на воду шлюпку с белым флагом и команда, усиленно работая вёслами, погнала её к берегу. На носу сидел офицер в белом кителе, и отрывисто взмахивая рукой, задавал темп матросам.
Сверкая каплями воды на форштевне, оставляя за собой небольшой пенистый след, шлюпка помчалась к недалёкому берегу, нисколько не опасаясь выстрелов оттуда. И действительно, какой смысл стрелять по парламентёрам, если победы всё равно не видать, а нахождение здесь было осуществлено без ведома официальных структур Российской империи.
— Господа казаки. Делать— то, что будем? — обратился к вольному обществу Ашинов.
— Есаул, выкурят они нас, как пить дать, выкурят…
— Что предлагаете, братья?
— Тянуть кота за яйца, есаул. Тянуть, а потом отступить.
— Куда?! Шхуна ушла две недели назад. Припасов и продовольствия мало, да и пески кругом. До ближайшего селения сутки пути, а потом куда?
— Твоя правда, есаул, но надо подождать. Сдаться всегда успеем, вдруг что выгорит, или Бог поможет. Бог не Миклошка, поможет немножко.
На том и порешили.
Тем временем, лодка закончила свой забег по волнам пролива и причаливала к песчаному берегу. Офицер, легко перемахнув через её борт, ступил на песчаный берег, по его команде матросы втянули лодку чуть дальше, и тоже вылезли из неё.
Оставив в ней с десяток матросов, морской офицер взял с собой десяток пехотинцев, вооружённых карабинами и револьверами, с пристёгнутыми к поясу окопными тесаками, и отправился в старую крепость.
Подойдя к ней, он сначала на французском, обратился к засевшим за её стенами казакам.
— Я, мичман Ле Февр, прошу выйти на переговоры со мной вашему командиру, и объяснить ваше местонахождение в этой крепости.
— Мы не грамотные, по хранцузски не разумеем. Идите на ….
Мичман кивнул головой одному из матросов. Тот вышел вперёд, и на ломаном русском, смешно путая польские и русские слова, стал переводить слова мичмана.
— Что они отвечают, Ежи?
— Ругаются, месье.
— Как?
— Грязно, месье.
— Животные!
— Это не животные, месье, это казаки.
— Русские?!
— Ну, можно сказать и так, это казаки, месье, они ещё хуже, с ними не договориться.
— Ну, Ежи, не надо пессимизма. Орудия нашей Луары и не таких уговаривали, а она, всё-таки женщина, да ещё и француженка. Давайте пошлём от неё горячий поцелуй этим грубым скотам. Посмотрим, как им понравится! — и он махнул рукой в сторону моря, подавая условный сигнал.
С корабля раздался очередной залп всеми орудиями. Снаряды, пролетая над головами французов, пропели победную песнь, и разорвались вокруг крепости. Одни из них повредили стены, и так уже основательно разрушенной крепостицы, другие заставили взлететь вверх песок в местах падения.
— Хрен с вами, лягушатники, — раздалось со стен старой цитадели, — что вам от нас надо?
Поляк на французской службе исправно перевёл мичману их слова.
— По какому праву вы здесь находитесь, и на каком основании?
— По праву свободных людей, и исследователей Африки.
— Вы официальная экспедиция?
— Нет, мы вольное казачье обчество, состоящее из охотников, пришедших сюда в частном порядке.
— Я обязан вас арестовать, и интернировать отсюда. Если вы окажете сопротивление, то наш корабль будет вынужден открыть огонь на поражение, и крепость будет взята штурмом.
— Вот суки, — зло сплюнул есаул Ашинов, повернувшись к столпившимся позади него хорунжим и подъесаулу.
— Что будем делать, братья?
— Срок до завтра, есаул, а потом что-нибудь придумаем.
— Дайте нам срок до завтра, — заорал обратно французу Ашинов, — мы должны провести собрание со всеми казаками.
— Ви! Срок — сутки. Дальше, либо бой, либо почётная сдача, — сказав это, мичман повернулся, и дал знак своим подчинённым грузиться обратно в лодку. Через десять минут лодка была столкнута обратно в воду, и, развернувшись на мелкой морской волне, помчалась к канонерке, подгоняемая мощными взмахами двух рядов вёсел.
Есаул с двумя сотнями казаков, действительно провёл общее собрание, спросив мнение каждого казака. Все были недовольны быстро закончившейся авантюрой, и отсутствием денег и приключений, за которыми они и приехали сюда, но делать было нечего.
«Сила — солому ломит». Так, ничего не решив, все разошлись собирать свои манатки, и снаряжение.
Уже поздно вечером, дозорный рассмотрел на фоне заходящего солнца силуэты немногочисленных всадников. Насчитав два десятка, он поднял тревогу, вскоре весь маленький гарнизон крепости стоял на ушах… на ногах.
Через полчаса всадники добрались до крепости, здесь их уже ждал весь гарнизон. Вперёд выступил сидящий на гнедом коне Аксис Мехрис, и обратился на арабском к казакам. Ашинов в поход собирался не с бухты-барахты, и человек, умеющий говорить на арабском, у него был, да и не один. Диалог начался.
Аксис Мехрис не жалел красноречия, обещая золотые горы за помощь ему, а также кров и отдых в землях Абиссинии.
