мелодию, больше похожую на вопль безысходности, дна которой здравым рассудком не сыскать.
Крутой спуск плавно выгнулся и мягко вошел в вязкую заснеженную ложбину. Дотянув до рыбацкой тропы, Барышников круто вильнул вправо, и остановил движение, завалившись на бок. Последнее снежное облако, хрипло вздохнув, вырвалось со скрипом из-под лыжи.
Он поднялся, поправил лямки рюкзака и быстрым шагом ушел по свежей тропе в сторону «головы». Где-то сзади в надвигающейся вечерней полутьме приближались смутные очертания отморозков и, вроде бы, даже слышались их голоса.
Опасно громко цокая ледоступами, Барышников вошел в здание библиотеки по бетонным ступенькам и осмотрелся: кафельный пол, припорошенный снежной крупкой, хранил записи о недавних событиях, как дневник в клетчатой школьной тетради. И сообщали эти записи о том, что вор проскочил невредимым сквозь здание и ушел в Сады. Яшкины же следы бежали по лестнице на верхние этажи.
Барышников отстегнул ледоступы и крадучись взошел на второй этаж, окно в холле которого было завешено фанерным плакатом с бессмысленным и облупившемся лозунгом. Темно. Прислушался – полная тишина.
Мягко ступая по свежим следам, он поднялся на верхний этаж, и аккуратно выглянул из-за угла в просторный читальный зал: Яшка пристроился на обломке балкона и рассматривал свежие вечерние сумерки сквозь оптический прицел винтовки, которую он держал укутанной в рукав рукой. Рукавицы нет. Рядом, на полу лежал его рюкзак и Барыгин автомат.
– Ну что там? – хрипловато спросил Барышников, когда оказался вплотную за спиной у Яшки. От неожиданности тот вздрогнул, резко обернулся и выронил винтовку из озябших рук. Грюкнувшись о жестяное крыльцо, «СВД-шка» исчезла в юном пушистом сугробе. Ошарашенный Яшка попятился:
– Барыга? Ты.. как здесь? – он все отступал, и Митяй схватил его за плечо и вынул из кармана Яшкину рукавицу:
– Держи, – Яшка тупо взглянул на Барыгу, потом на рукавицу, и потянулся правой рукой в карман бушлата, как завороженный.
– Ты чего? Серьезно? – Его растерянные глазки часто и глупо замигали. – Ты мне не нужен, я дальше сам! – И выхватив из кармана нож, он с силой вонзил его в сердце Барышникова. Тот отпрянул, не выпуская из руки Яшкиного плеча, взглянул на дыру в бушлате, с мгновенно напитавшимися кровью краями, на Яшку:
– Тогда ты свободен, – и отпустил Яшкино плечо. Взмахивая руками, как неумеющая летать птица, Яшка сорвался с балкона, и грохнувшись о жесть крыльца, утонул в пушистом сугробе вслед за винтовкой. К нему на выручку подоспели отморозки.
Пошатываясь, Митяй осел на пол, облокотившись о косяк балконной двери, расстегнул молнию на бушлате и удивленно уставился на рану. Вся бочина пропиталась кровью. Морщась от боли, он ощупал ранение – прорезь вдоль ребра ниже грудной мышцы.
– Маленький ножичек… – пробормотал Барышников сам себе, отнял тут же окровавившуюся руку и пристально ее рассмотрел, как редкую диковинку.
– Бары-га! – Товарищи оттащили Яшку в разрушенный остов супермаркета, располагавшийся когда-то через дорогу от библиотеки. – Это мой инвертор! Лучше просто уйди с дороги!
– Он не твой, – хрипло выдавил Барыга. – Много на себя берешь! Что с тобой происходит, друг?
– Друг? Какой я тебе друг!? – Яшка показался из-за бетонной колонны. – Ты всегда был в центре внимания! Но это я! Я все делал за тебя! Ты думаешь, просто так положено? Думаешь, ты просто удачлив? Нет! Это все только моя заслуга…
Барышников сидел на полу возле двери, и Яшка его хорошо видел.
– И это моя идея! Ты думал, кто сломал аналог инвертора? – Яшка, попытался встать на ноги, опираясь о колонну, но тут же болезненно свалился и застонал.
– Яшка… – Барышников прижимал к ране сухую и не нужную теперь Яшкину рукавицу. – Ты не удержишься.
– Я не один! Мои друганы мне помогут, и я буду рулить всем живым и неживым в поселке. Они позовут своих из преисподней, там много нормальных пацанов…
– Легион! – улыбаясь во все зубы, выкрикнул Скользкий. – Барыга, нас просто легион! Давай с нами, мяса всем хватит!
Барышников нащупал автомат и щелкнул предохранителем.
– Даже не хочу знать, что ты имеешь ввиду, – выкрикнул он и навскидку выстрелил в сторону Скользкого короткой очередью, стараясь метить выше головы. Стекло в уцелевшей верхней части витрины с сочным дребезгом разлетелась вокруг, Скользкий схватился за окровавленное лицо, распоротое крупным осколком.
В ответ округа разразилась грохотом выстрелов, и куски бетона и гипса посыпались на Барыгу. Он отполз вглубь комнаты, шатко поднялся на ноги и спешно спустился на второй этаж, где ощупью в темноте скользнул в конец давно ему знакомого коридора, вышел через окно на настил крыльца черного хода, спрыгнул в вязкий сугроб и выбрался на дорогу, по которой недавно улизнул вор с инвертором.
Воровство и грабежи уже давно смягчились, не первый год поселок перемалывался в общество людей. К девятому году Зимы неистовство выживания поутихло и отступило. Маленькое поселковое Человечество научилось жить, выстроило свою шаткую этажерку управления, распределилось в общности, смутно обрисовало законодательство.
Жизнь просыпалась, и вечный противник всякой общности – разность, расслоила «юное человечество», удобно расположенное в четырех ярусах подземки. Ужас нерешительных питал возможности нахрапистых, этаж которых благоустроился и зажирел, нарушая равномерность распределения. Для «справедливости и всеобщей пользы» Администрация электричество стала продавать, и на богатом верхнем ярусе вспыхнул непрерываемый светлый день, а нижний ярус, нерешительно и покорно ворча, перешел на коптилки и лучины из сосновой щепы. Общность питалась разностью сама внутри себя, пока не пожрала саму возможность существования – энергосистема не выдержала перепотребления, работающее на пределе оборудование засбоило.
Замена инвертора была бы бесполезной, будь все также самопоедательно и дальше, но темнота изменила общество, теперь поселок, если получит свет, сможет обустроиться иначе. Если сможет…
Барышников выбрался на окраину развалин и вступил в ровную пустыню, до плавной гладкости вышколенную метелями. Надвигалась ночь – ранняя, морозная и непогодная. Начавший было тихо падать крупный снег заволновался, заюжил, превращаемый ветром в беспорядочную недобрую кутерьму. Но обратного хода не было.
Барышников достал из внутреннего кармана смартфон, где тот сохранялся в тепле. Включил и посмотрел через его камеру, как через плохенький прибор ночного видения: вор свернул круто вправо, значит пошел в сторону водопада с 22-ой площадки. Что он задумал?
На площадке, раскинувшейся наверху южной скальной гряды, держались семьями несколько инженеров бывшего военного завода. Хозяин дома – Синоптик, вел с Барышниковым торговлю и раз в месяц обменивал погодные прогнозы и волчьи шкуры на мелкий скарб. Эти люди жили уединенно и за все эти годы ни разу не спускались в долину. В Поселке их не знали.
Дорога к ним шла через укрытый слоем снега дачный поселок. Здесь давно нет людей, никто не ходит сюда без лыж – утонешь в снегу.
И пеший Барышников, утопая, быстро взмок и устал. Он останавливался все чаще, чтобы перевести дух. Кровь
