мне.
— Слышишь меня, Оками? Кивни. Приказываю тебе.
Услышав его слова, отец вдруг разозлился.
— Никогда не приказывай моему сыну, — процедил он. — Даже если мой мальчик под действием молитвы, вы не имеете права приказывать ему.
— Теперь имею, — с наглой улыбкой ответил Тарэта. — Отныне этот воин подчиняется только своему хозяину, пока тот не снимет с него действие молитвы. А его хозяином станете не вы. И не я. А тот, кому мы передадим вашего сына.
— Мой сын останется только рядом со мной! — Отец вплотную подошёл к Оракулу, его голос задрожал от гнева.
Тарэта даже не слушал, он смотрел только на меня, думая, что уже обрёл надо мной полную власть.
Я медленно и покорно кивнул.
— Ну вот, посмотрите на него, — сказал Оракул. — Ваш сын уже не такой упёртый, как раньше. Невероятно. Но то, что не вышло у Духовного Владыки Хакана, главного Оракула Стокняжья, получилось у меня, простого Оракула с окраины. Я поработил вашего сына.
— Никто его не поработил! Это временно! — Отец тут же кинулся освобождать меня от цепей.
Снял крепления на стальных перчатках, отстегнул цепи, убрал кандалы на ногах.
— Ну вот и всё, сынок... всё... — зашептал он, — больше никто не будет тебя держать... и возможно, когда-нибудь ты простишь меня за мою жестокость. Вот так... вставай...
Он поднял меня на ноги, как куклу, и крепко обнял.
Так сильно стиснул, что мне стало больно, а может, не поэтому. Я не удержался и обнял его в ответ, зажмурился на секунду, а затем оттолкнул.
— Что происходит?.. — оторопел Оракул. — Эй! Оками! Я приказываю тебе сесть обратно в кресло! Сядь!
Никто, ясное дело, не сел.
— Садись, говорю! — Тарэта топнул ногой. — Ты что, глухой?
Я сплюнул на пол измятый зубами стальной кулон и процедил:
— Нет, не глухой.
А потом воздал ему за всё.
За то самое зло, что он причинил не только мне, но и другим. За варваров, превращённых в рабов, за враньё и предательство, за попытку убить Джанко, за всё.
Я молниеносно схватил валяющуюся у кресла цепь, вырвал её из пола вместе с куском камня и размахнулся. Цепь вспыхнула красным огнём фагнума. Активный резерв астрального тела зашкалил так, что закружилась голова, и тело охватило морозом.
Один удар — и Жреца обмотало цепью.
От ужаса и боли его глаза чуть не вывалились из орбит. Он закричал очередную молитву, зная, что его ждёт, но я притянул его к себе и ухватил ладонью за шею, затыкая этот вопль. Появившиеся когти Следопыта пропороли кожу Оракула и вонзились в него по самую глотку.
Жар фагнума объединился с огнём Ган, и через пару секунд Тарэта вспыхнул в пламени, как факел. Я поднял его на вытянутой руке вверх, а потом швырнул на пол. Так, в цепях и в огне, он испустил дух, не успев произнести больше ни слова. Сгорел заживо.
Я покосился на меч на бархатной подушке, а затем повернулся к отцу.
Он смотрел на меня, не отрывая взгляда.
— Ну что, папа? Чего ты молчишь? — спросил я у него. — Нравится тебе результат твоего эксперимента? Хочешь, я возьму Меч Колидов в руки? Ты же так этого хотел.
— А потом убьёшь меня? — тихо спросил он.
Я ничего не ответил, но медленно пошёл на него.
— Кто дал тебе фагнум? — задал он следующий вопрос.
— Это всё, что тебя сейчас интересует?
— Нет, не всё.
Он сам пошёл мне навстречу, и с каждым его шагом по полу расползались трещины, а предметы по всей комнате поднимались с мест и зависали в воздухе.
Все, кроме меча. Он будто сам собой соскользнул с подушки и, глухо загремев, упал на пол.
— А теперь выбирай! — громче сказал отец. — Война уже полыхает, и тебе от неё не уйти! Выбирай, на чьей ты стороне!
Мы остановились друг напротив друга.
— Я останусь на своей стороне, — ответил я, заглядывая в его глаза.
— И что это значит?
— Это значит, что я найду свой путь решения задачи. Стану третьей стороной, которая всё закончит и восстановит справедливость.
Он прищурился.
— А род Колидов?
— Ты о нём ещё услышишь.
— Значит, ты сделал выбор?
— Сделал. А вот тебе пора бы выбрать ещё раз. Ты сильный маг, гениальный врач и мог бы сыграть совсем другую роль в этой войне. Мог бы сделать всё иначе. Но как ты там говорил? Предавший однажды, предаст и потом. А ты предал меня.
— Пойми же меня, Кирилл! Мы обязаны завершить начатое, и мой сын — та сила, которой нам так не хватает в решающий час. Если ты выступишь на стороне Стокняжья, то они победят, а потом истребят всех Иномирцев до последнего мага. Они истребят нас снова!
— Никто нас больше не истребит! Если под твоим присмотром отряды Иномирцев принимают фагнум, то сделай так, чтобы они оказались бессильны и остались в тылу. Этим ты сохранишь им жизнь.
— Но...
— А я сделаю так, чтобы Тафалара больше не существовало. И много чего ещё.
— Тогда помни, что Тафалар — единственное место, где портал может быть открыт. Больше нигде. Если ты разрушишь его, то у магов того мира не останется шансов на выживание. И не забывай, что там твоя мама...
— Я про неё не забываю, в отличие от тебя!! — Во мне снова начала закипать злость. — Я вообще ничего не забываю! И твои цепи я тоже запомнил навсегда, можешь не сомневаться!
Предметы по всей комнате поднялись выше, дверь захлопнулась. Замки щёлкнули сами по себе.
Отец не собирался меня отпускать.
— Ты же меня не удержишь, папа, — процедил я, покрываясь бронёй Витязя и разгоняя активный резерв до предельных значений.
Какое число это было... три тысячи... четыре... пять... десять?.. Или двадцать?
— Не удержу, — согласился отец, — но всё равно не могу тебя отпустить. Возможно, во время нашего боя ты передумаешь. Я оставляю себе надежду. Больше у меня ничего не осталось, ты же знаешь.
Драться с отцом — последнее, чего мне хотелось.
Одно дело — Оракул Тарэта, которого я ненавидел уже давно. Мало того, что он повторно собирался сделать меня рабом, так в придачу его помощники чуть не скормили Джанко
