я и подумал уже было бежать, но что-то меня остановило.
– Твоя злость пахнет сладостью. Она как едкое предчувствие зимы. Большую часть времени мы хотим избавиться от чувств, когда нам кажется, что их слишком много. Ты согласен со мной, Армас? – спросила Снежная леди, поглаживая бледными пальцами длинную шпильку в волосах.
– Согласен.
И океан чувств заколыхался внутри меня.
– Чувствам сложно воспрепятствовать или научиться управлять ими, – добавила Луми и обратила взор на речные волны.
Внезапно я поймал себя на мысли, что думаю о своих чувствах. О той крошечной смелости, с которой я говорю с этой пугающей женщиной. О той тоске, которая затуманила мой разум. О том, как я люблю своих родителей и как тоскую по ним. Я крепко сомкнул глаза и попытался стереть из души образ родителей. Эта картина наверняка будет мучать меня до самой смерти.
– Сейту забрали, – спокойно сказала Луми, болтая ногами в воде.
– Что? Куда забрали? Навсегда? – вскричал я от ужаса.
– Да. Навсегда, – мрачно добавила женщина. – Девочка пыталась украсть ружьё. Разозлил ли тебя уход Сейты? – серьёзно спросила Луми и пронзила меня взглядом.
– Да, наверное, – тихо ответил я, пытаясь скрыть свои чувства, как советовала Сейта.
– Я могу забрать твою боль и печаль, если только ты этого хочешь, и подарить тебе мир и спокойствие, – предложила удивительно красивым голосом Луми, который напомнил мне о маме.
Я кивнул. Луми вытащила из волос длинную острую шпильку. Она напоминала сосульку или стеклянный шип. Длинные белые волосы Луми ниспадали до самого моста. В этой шпильке было что-то древнее. Она как ледяной кинжал, рукоятка которого украшена головой орла. То, как Луми держала эту шпильку двумя руками, почему-то успокаивало меня. Она не собиралась причинить мне вред.
– Что это? – с интересом спросил я, подходя поближе.
– Ледяной шип. Своеобразный волшебный посох. Или шпилька. Это может быть и оружием, но когда я слегка прикоснусь им к тебе, он заберёт твою боль и печаль, – сказала Луми и позволила мне рассмотреть эту диковину.
– Это больно? – поинтересовался я.
– Поначалу ты почувствуешь небольшую боль, а назавтра уже и не вспомнишь о ней, – заверила Луми.
– Что мне нужно сделать? – спросил я, глядя женщине в глаза.
– Подойди ко мне ближе, остальное я сделаю сама, – ответила она.
Я осторожно приблизился к Луми. Как только я встал достаточно близко к ней, Луми притянула меня к себе, а затем обняла. Она крепко сжимала меня и гладила по голове. Я разрыдался. Я дрожал, как заблудившийся ребёнок. Луми перевела взгляд за мою спину. Когда холодное остриё иглы коснулось моего живота, я инстинктивно съёжился и попытался отчаянно вырваться из ледяных объятий Луми.
– Подожди! Стой! Не надо! – с мольбой вскричал я. – Луми, не надо!
Луми сделала вид, что не слышит меня и ей всё равно. Она продолжила петь как ни в чём не бывало:
Наши звёздные глаза
скоро встретятся
кто же знает, кто знает
Нашли ли мы свет
Ледяное остриё иглы пронзило мою грудь. Я взвыл в агонии от жутких мучений. В моём раздавленном сердце не стало разом никаких чувств.
Любите меня
я больше не соткан изо льда
Люби меня сильно
пока можешь
Ледяной шип наполнился красками моих чувств. Казалось, что это северное сияние, закупоренное в бутылку. Луми уложила меня на мост. Я вздрогнул, хоть мои руки беспомощно свисали по бокам. Слышался утихающий плеск волн под мостом. Я ощутил, как становлюсь пустым, длинным и безжизненным.
Луми наклонилась надо мной, и её длинные гладкие волосы коснулись моего лица. Бескровное лицо Луми было бело, как простыня, а глаза казались стеклянными, когда она гладила мой лоб. Затем она схватилась за рукоятку Ледяного шипа и выдернула его из моей груди. Я поднял голову. На моей белой рубашке образовались тёмные пятна от дыр, как будто бы меня протыкали горящим факелом, и на коже виднелся красный, как кровь, ожог. Тонкая струйка крови стекала по лезвию Ледяного шипа.
Луми зловеще вскрикнула и внезапно вонзила Ледяной шип себе в грудь.
– Злость, злость, как много прекрасной злости! – прорычала она.
Её лицо исказилось, тело скорчилось, а глаза горели огненно-красным светом, когда цепкие когти хищной птицы обронили Ледяной шип недалеко от меня на мосту. С неба падали хлопья снега и таяли на моём лице, оставляя мокрые следы. Скоро первый снег скроет и мост, и меня.
Наступила зима, и лёд сковал реку. Я всё реже вспоминал Сейту. В одну из ночей, когда ветер завывал в оконные щели, началась настоящая снежная буря, именно такая, в которую мы планировали сбежать из приюта. И я был бы «штурманом».
В ночных сумерках я лежал в постели, натянув одеяло до самого подбородка. Я ощущал пустоту внутри. Она мне не мешала, я просто знал, что она есть. Я не мог заснуть и лежал, уставившись в потолок. Не вертелся и не ёрзал, как обычно, а просто лежал.
Внезапно я вспомнил книгу путешествий Сейты и легенду о двух волках. Мне стало интересно, где сейчас рюкзак Сейты. Я осторожно сполз с кровати и забрался на чердак. Наверху было слышно, как скрипят и стонут стены приюта. Я достал рюкзак из потайного места и принёс его на мою кровать в спальне мальчиков. Вытащил из битком набитого рюкзака маленькую затхлую книгу, которую Сейта стащила из приютской библиотеки, и зажёг огарок свечи.
«Внутри меня идёт кровавая битва», – начала мудрая индейская старуха у пылающего костра. Я неспешно читал легенду о чероки. «Нита, её внучка, смотрела на порхающие тени на лице бабушки, широко раскрыв глаза от удивления». «Кто борется внутри тебя?» – спросила девочка.
На соседней кровати ёрзал мучимый кошмарами Керо и пускал в подушку слюни. В свете дрожащей свечи его лицо выглядело пугающе.
«Два волка, – ответила старуха», – тихо продолжил читать я, переворачивая прозрачные желтоватые страницы. Затем я пролистал легенду до конца, так как знал уже о волках любви и ненависти. Я прочёл последний вопрос легенды: «Кто из волков победит?»
«Тот, которого ты кормишь». Я задержался на этих словах и положил раскрытую книгу себе на грудь. Внутри меня больше нет ни одного волка. Я пуст. Мне даже нечем кормить волков, если бы они и были.
Сквозь шум бури за окном послышался скрип половиц. Кто-то крадучись шёл по коридору. Я убрал
