Он понял, что тихо отлежаться, а когда представится момент — ускользнуть не выйдет.
День заканчивался еще хуже, чем начался. Куда их привезли, бесполезно даже гадать.
— Встали! Быстро!
Максим зашевелился, кое-как поднялся на четвереньки, затем кто-то схватил его за шиворот и рывком поставил на ноги.
— Выходим по одному!
Он тупо подчинился. Ноги казались ватными, после сумрака салона микроавтобуса и долгой монотонной езды окружающее поначалу воспринималось нечетко, но холод, оглушительный рев двигателя и ледяной ветер быстро привели Максима в чувство.
Он хотел осмотреться, но новый окрик, сопровождаемый ударом приклада в спину, толкнул его в нужном направлении.
— Вперед! На борт!
Вертолет… Максиму вдруг стало по-настоящему страшно. Машина, притаившаяся во тьме, казалась огромным ревущим монстром. Ветер, бьющий из-под вращающихся лопастей, валил с ног, кто-то больно подталкивал в спину стволом автомата, вокруг расплескалась вязкая ночная мгла, под ногами дыбилась замерзшая комьями грязь, в голове плавал красноватый туман. Похоже, что, кроме удара по затылку, он получил дозу какого-то препарата, подавляющего волю, заставившего подчиняться, идти из последних сил, вскарабкаться в чрево металлического чудовища и снова притихнуть, в ожидании скорой, но явно не доброй развязки…
* * *
Он ошибся. Перелет был долгим и трудным.
Максиму казалось, что на него положили бетонную плиту. Сила тяжести постепенно росла, он молча извивался, как червяк, пытаясь выползти из-под навалившегося непосильного груза, кто-то гоготал, глядя на его потуги, потом, спустя некоторое время чуть отпустило, гравитация начала слабеть, зато пришло резкое и неприятное чувство зависания внутренностей.
Муть в голове так и не прошла.
Он лежал на полу, ощущая только холод металла, пока резкий толчок окончательно не привел его в чувство.
Снова окрик, резкий, будто удар хлыста:
— Встали! В темпе!
Военно-транспортный вертолет совершил посадку невдалеке от мрачного скопления руин, и Максим, которого пинками подняли на ноги и вытолкали наружу, увидел, как в кромешной тьме, метрах в ста от площадки приземления, над приземистыми, полуразрушенными постройками старой подстанции с равными интервалами бьют стелющиеся вдоль промерзшей земли ветвистые молнии.
В ослепительных вспышках были видны овраги, по склонам которых густо росли металлические кустарники. Исковерканная, покрытая воронками местность казалась холмистой из-за нагромождений разбитой техники: обгоревшие, частично расплавленные корпуса странных машин горами возвышались подле основания медленно вращающегося, пронизанного разрядами статического электричества мутного вихря, вздымающегося к хмурым небесам.
Максиму стало жутко. Чувство, сжавшее горло, нельзя было назвать страхом. Мгновенный инстинктивный ужас захлестнул, словно волна, накрыл, уже не давая опомниться, на фоне раздвоенности, нечеткости восприятия внезапно промелькнула тоскливая мысль: все, отсюда уже точно не сбежишь…
В полной прострации он сел на мерзлую землю, неподалеку о чем-то разговаривали между собой несколько военных и двое гражданских, вокруг в разных позах застыли пораженные открывшимися картинами исковерканной реальности будущие сталкеры.
— Все, погнали! — Голос раздался в промежутке между вспышками молний и глухими раскатами грома. Из темноты вынырнула фигура здоровенного детины, экипированного не хуже, чем военные, доставившие их сюда. Его лицо скрывало сложное устройство, напоминающее гибрид защитного шлема и дыхательной маски, за спину уходили два гофрированных шланга, в руках он сжимал короткую рукоятку, из которой то и дело появлялись кончики неприятно потрескивающих энергетических щупалец.
— Я сказал — встали! — рявкнул он.
Максим машинально подчинился, но его сосед — тот самый вербовщик — вдруг начал что-то лопотать, не то заискивая, не то доказывая свою непричастность к происходящему.
Сталкер не стал его слушать. Он одной рукой схватил вербовщика за горло, приподнял, глядя, как тот извивается, вцепившись в его руку.
— Так, все смотрим сюда и слушаем! Вы в Пятизонье. Я проведу вас в пространство Новосибирской зоны отчуждения. Там расположен наш базовый лагерь. И запомните одну элементарную истину — здесь каждый вздох, каждая прожитая минута — уже удача и счастье. Так что подобрали сопли — и за мной! Нянчиться ни с кем не буду! Шаг в сторону, попытка бежать — убью. А если вдруг не попаду, скорги сожрут. Выбирайте сами.
Новосибирская зона отчужденных пространств
Как бы ни складывалась сила неодолимых обстоятельств, Максим инстинктивно выбирал жизнь. Первые дни в лагере «мотыльков» — так сталкеры называли неимплантированных искателей приключений, — стали сущим адом, и выжить Максиму помог лишь опыт, приобретенный за несколько лет скитаний по руинам мегаполиса.
Здесь все было иначе, чем во Внешнем Мире. Жестче, откровеннее, словно незримая аномальная энергия, дающая жизнь механоидам и скоргам, вмиг сжигала все защитные оболочки, скрывающие сущность человека.
Максим, в отличие от других, поначалу ожил, очнулся. Он не понимал, как и что устроено в Пятизонье, лишь скалился, словно зверь, но не сломался, не пал духом. По привычке замкнулся в себе, сторонясь общения, только наблюдал, постепенно начиная соображать, что к чему.
Лагерь мотыльков представлял собой несколько кое-как загерметизированных подвалов. Заправлял всем торговец по прозвищу Грех. Невысокого роста, коренастый, еще не старый, покрытый металлизированными струпьями от многочисленных инфицирований, он ни с кем не церемонился, дисциплину поддерживал просто, но эффективно. Лагерь условно делился на четыре сегмента. В первом жили искатели приключений, добровольно пришедшие в Пятизонье. Они оплачивали еду, экипировку и считались свободными. Второй сегмент предназначался для невольников, попавших сюда по принуждению, как Максим, в третьем подвале располагались настоящие сталкеры, из одиночек. Четвертый подвал совмещал в себе магазин, склад и мнемотехническую мастерскую.
По прибытии их согнали в рабский подвал, накормили и велели спать.
Видимо, в еду было что-то подмешано — Максим вырубился прямо за столом, а когда очнулся, уже наступило утро.
Первая мысль, конечно, была о побеге. «Уйду в руины, — мрачно размышлял он. — Как только представится случай. Все равно куда-нибудь поведут».
Он как в воду глядел. Только еще не понимал, насколько все серьезно.
Здоровенный сталкер, что привел их в лагерь, появился в подвале примерно через четверть часа после того, как Максим очнулся от тяжкого забытья. Окинув взглядом длинное помещение с низким, давящим потолком, он почему-то остановил свой выбор именно на Максиме, который по-прежнему сидел за столом, мрачно размышляя на тему ближайших перспектив.
