— Действительно, — обалдело согласился Макс, помогая разместить раненого на заднем сиденье «четверки».
— Машина… машина… — бормотал тот.
— Да не забудем про твою машину, пригоним, — как мог, успокоил старший лейтенант.
— Это кто-то умный догадался Южную ТЭЦ расконсервировать, — садясь за руль, пояснил энергетик. — Подали, значит, напряг на город. Все не в темноте сидеть… да и вообще — без энергии у нас все в один момент рухнет. Одно сельское хозяйство останется — я имею в виду нас, дачников.
— Так, значит, по мосту не проехать?
— Не, и не пытайтесь даже… — Петренко махнул рукой. — Впрочем, если хотите… Попытка не пытка, как говаривал сам товарищ Лаврентий Берия. Или это Сталин ему говорил…
Бензин на АЗС закончился быстро — первыми ощутившие на своей шкуре какой-то необъяснимый подвох, водители заправлялись до упора, так, на всякий случай. Максим тоже залил полный бак — «девяносто пятого» еще хватало, хотя обладатели стареньких «Жигулей» брали сейчас и его — дорого, да куда деваться? «Семьдесят шестого» на этой заправке не было — высосали грузовики.
Выехав на шоссе, Максим свернул к городу и, проскочив главную улицу, погнал к лесу.
— Не нравится мне все это, — глядя по сторонам, негромко сказала Ника. — Помнишь эту страшилку интернетовскую, про коллайдер?
— Да, помню…
— Похоже, сбылась она.
В парке — забытом, холодном, пустом —
Бледные тени скользили вдвоем.
Поль Верлен. «Сентиментальная беседа»
А может быть, и ни при чем тут коллайдер. Впрочем, может быть, и причем. Хотя что зря гадать-то? Любые версии строились сейчас даже не на песке — на пустом месте, а этого Максим никогда не любил. Одно пока ясно: что-то произошло, что-то если и не страшное, то странное — точно! Полгорода, по сути, исчезло, в Питер не выехать… так, может быть, другие дороги в порядке и ведут, куда и вели? Может быть, можно в тот же Питер проехать в объезд, по деревням, кругом? Все это и предстояло сейчас выяснить… правда, Макс бы так не заморачивался, если б не Вероника — все ж таки обещал отвезти девчонку.
— Так, что у нас там, по той дорожке? Заборовье, Огоньково, Трехозерье… — на ходу припоминал Тихомиров.
— В Трехозерье красиво. — Девушка мечтательно прикрыла глаза. — Я там в детстве была, в лагере.
— Надеюсь, не в концентрационном, — пошутил Макс.
Ника ухмыльнулась:
— Почти. В том, что для трудных подростков.
— Поня-я-ятно!
— Смотри, самолет не пропусти.
Самолет — выкрашенный в ярко-зеленый цвет знаменитый Ил-2 — стоял на постаменте на восточной окраине городка, как раз мимо него и проходила дорога в деревни.
— Не пропущу.
Вовремя повернув, молодой человек сбавил скорость и через какое-то время вообще остановился.
— Ну? — удивленно вскинула глаза Вероника. — Чего стоим, кого ждем?
Максим лишь хмыкнул:
— А ты вперед посмотри!
— И что… Ой!
Впереди снова красовался радостно-зеленый Ил‑2! Тот самый, который они только что проехали.
Тихомиров покачал головой:
— Что, еще раз пробовать будем?
— А тут случайно никакой другой дорожки нет?
— Да есть. — Максим задумчиво прикрыл веки. — Чуть впереди… или теперь уж — сзади… повертка в лес должна быть, к Светлому озеру… там и к Заборовью можно проехать, правда, не на этой машине…
— Ой, Макс! Поедем посмотрим, а? Может быть, там можно…
— Как скажете, мадемуазель, как скажете!
Быстро развернувшись, Максим проехал еще метров сто и свернул на лесную дорожку. Дорожка оказалась так себе — ухабистая, с глубокими колеями и лужами. Приходилось пробираться осторожно, а минут через десять и вообще остановиться — дальше уж пошло что-то совсем непролазное, даже колея потерялась, заросла каким-то чертополохом, иван-чаем, ромашками.
— Слышь, Макс, а это, кажется, просека.
— Вижу, что просека. Пойдем глянем?
— Пошли… Ой, лес тут какой!
— Да лес как лес…
Максим поднял голову и вздрогнул: лес-то изменился, и довольно резко. Только что вокруг росли веселые березки, солнечно-желтые липы, клены, а сейчас лиственные деревья куда-то исчезли, остались одни хвойные, и не стройные высокие сосны, а сумрачные мохнатые ели; темно-зеленые, густые, они царапали своими острыми вершинами низкое желтое небо — туман так и не рассеивался, и солнышко не выходило. Впрочем, было достаточно тепло, даже жарко.
— Страшно как! — подозрительно оглядываясь вокруг, снова повторила Ника. — Как бы Бабу-ягу тут не встретить.
Максим хохотнул:
— Скажи еще, избушку на курьих ножках! Повернись к лесу задом, а ко мне передом — типа того.
Девушка вдруг прищурила глаза, пригляделась:
— Вон, кажется, тропинка. Идем? Или… лучше назад поедем?
— Ника! Тебе ведь в Петербург надо?
— Ну, надо.
— Тогда пошли.
Оставив «рено» на дороге, они зашагали по узкой, заросшей лопухами и репейником тропке, тянувшейся прямо по просеке. Как предполагал Максим, она должна была вывести их к Заборовью, к шоссе или, на худой конец, к какой-нибудь заброшенной деревне — таких тут было множество.
— Ой, Макс, какие цветы! — Вероника замедлила шаг, наклонилась, сорвав росший у тропки цветок, переливающийся всеми оттенками радуги. — Здорово! Прямо цветик-семицветик.
— Странный цветок, — заценил Тихомиров. — На борщевик чем-то похож… Может, ты зря его сорвала?
— Да какой борщевик-то? — Вероника засмеялась. — У борщевика цветки белые, кустистые, а этот смотри какой! Вот — синий… а вот — голубой, красный…
— Я и говорю, странный!
— Ага, можно подумать, ты в цветах разбираешься!
— А можно подумать, что ты в них что-то понимаешь!
— Да уж всяко побольше тебя… Как любая женщина!
Максим только руками развел: ну что тут скажешь? Уела! Действительно, в цветах он разбирался мало, ну, там, мимозу от розы еще мог отличить, ну, гвоздику, а вот все остальное… Темный лес. Такой же, как вокруг них.
— Оба! Вон еще один! На!
Сорвав еще один разноцветный кустик, или зонтик? — девушка с насмешливым поклоном протянула его своему спутнику: — Прошу вас, месье Макс! Что же вы так покраснели? Не привыкли получать от женщин цветы?
— Ладно тебе издеваться-то!
Максим хмуро отмахнулся, но цветок все-таки взял, машинально сунул в карман — не выбрасывать же! Хотя, конечно, выбросить надо, но как-нибудь незаметно, потом.
— Ага! Что я говорила? Вот и деревня!
Ни про какую деревню Вероника не говорила, но Тихомиров не стал спорить — и в самом деле, впереди, за деревьями, показались какие-то избы, забор… настоящий частокол — и наглухо запертые ворота.
