полную силу. Целился мне в челюсть, рассчитывая задавить массой. Я нырнул под летящий кулак и зарядил дурачку локтем в ребро. Без фанатизма, но так, чтобы прочувствовал.
Оплывшая морда Верещагина скривилась.
— Дебил?
— Пасть закрой, — беззлобно ответил я. — Работаем дальше.
Левый крюк блокирую.
Верещагин тестирует двойку, хотя учитель ничего такого не планировал. Только одиночные удары с обозначением. Не полный контакт.
Отвожу, блокирую.
Наказываю идиота хлёстким лоу-киком.
У Верещагина подкашивается нога.
— Аккуратней там! — рявкает Мерген.
Криво ухмыляюсь.
— Ты охренел? — шипит Верещагин.
— Не расслабляйся, жир. Тебе ещё мои удары держать.
— Лев тебя под асфальт закатает.
— А сам не можешь, овечка?
Лицо жирдяя перекосилось от ярости.
Игнорируя все предписания, приспешник Барского набросился на меня с кулаками. Я именно так всё и рассчитал. Пора проучить ещё одну вражину.
Ухожу влево, забыв убрать с дороги Верещагина правую ногу. Толстяк спотыкается, летит на камни и пропахивает мордой истресканную поверхность.
— Стоп! — раздался над самым ухом голос мастера. — Что здесь происходит?
— Он на меня напал, — туша начала подниматься с земли, отряхивая одежду. — Так нельзя, учитель.
— Неправда, — вступилась Регина. — Я видела, Иванов защищался.
— Это правда! — присоединилась к ботаничке Ева. — Верещагин полез в драку.
Раздался нестройный хор голосов. Многие подтвердили правоту Регины. Барский и Кротов возмущались, у них нашлось несколько сторонников — те неудачники, что огребли от меня накануне.
Мерген-оол поднял руку, прекращая затянувшийся спор.
— Демьян получает взыскание. Лично от меня с занесением в протокол. Я меняю спарринг-партнёров.
Озвучив своё решение, мастер указал на тех, кто должен был поменяться в парах. Демьян Верещагин отправился к разминающему шею Гридневу. А напротив меня встала та самая девчонка со взглядом хищницы. Я получил возможность хорошенько её рассмотреть. Стройная, жилистая, гибкая. По виду — лет пятнадцать-шестнадцать. Чёрные волосы собраны в тугой хвост. И волосы эти явно не крашеные, а своего цвета, просто их выпрямили, как мне кажется. Грудь не большая и не маленькая, но уже явно очерчивается. Глаза пронзительно-голубые, почти льдистые.
— Маро, — представилась девчонка, на автомате принимая стойку всадника. — Вдруг ты не помнишь.
— Прямые удары! — гаркнул наставник.
Я чудом успел выставил блок, настолько молниеносно была выброшена рука Маро. При этом девушка обозначала атаку, била не на поражение.
— Неплохо, — улыбнулась Маро.
Второй удар я отвёл, слегка сместив корпус.
— Маро — это грузинское имя.
Девчонка снова ударила.
Я просто перетёк в пустую стойку, сместившись с линии атаки.
— У меня мать — грузинка. Точнее, мегрелка.
Продолжаю блокировать и отводить.
— Тебе нужен спарринг-партнёр, — заявила моя новая знакомая. — Мне тоже.
— Поменялись! — раздался голос мастера.
Наношу удар.
Маро без особых проблем уклоняется.
— Почему я, Маро?
— Выбор невелик. Ты, Барский, Гриднев. Больше никто в этом классе не умеет драться.
Ни один мой удар не достигает цели.
— Что не так с Барским?
— Он просто говнюк.
— А Игорь?
— У нас были разногласия в начале сентября. Ты не помнишь, конечно.
Продолжаю щупать оборону черноволосой, меняя скорость и точки для атаки. Челюсть, корпус, солнечное сплетение. Переносица. Всё отражается, но чаще Маро уходит от моих кулаков, отклоняясь или отводя их мягкими блоками.
— Рёбра ладоней! — командует Мерген.
Теперь уже мне прилетает.
Девчонка права. Бой с тенью, избиение груши или обмотанного соломой столба — это всё хорошо, но без живого соперника не обойтись. Я не могу всё время кого-то убивать на арене, чтобы восстановить форму. И мне придётся пойти на сотрудничество.
— Что с оружием? — поинтересовался я, чуть не получив ребром ладони по шее.
— Владею, — заверила Маро. — Разными видами.
Глаза одноклассницы мне показались… странными. Не в плане цвета или разреза. Речь о том, что на меня смотрела… взрослая женщина. Мимолётное наваждение.
И всё же я спросил:
— Какой у тебя дар?
— Я бес.
— Хочешь сказать, тебе не пятнадцать? — блокирую очередной удар девчонки и одновременно выбрасываю правую руку с выдвинутой костяшкой среднего пальца. Маро плавно отводит, не изменившись в лице.
— По паспорту пятнадцать, — Маро понижает голос. — По общегражданскому.
— А жетон самостоятельности?
— Мои родители живы. Без паспорта нельзя путешествовать.
— И сколько… тебе на самом деле?
— Полторы сотни лет. Извини, если шокировала.
Меня уже ничем не шокировать.
Зато теперь пришло понимание, отчего между Маро и другими гимназистами пролегла зона отчуждения. Мне, например, совершенно не интересны люди, волею судеб оказавшиеся в моём окружении. Они просто дети. Предсказуемы, скучны и слабы. В подавляющем большинстве. А проблема Маро ещё и в том, что одноклассники знают о её даре. Естественно, завидуют. Ненавидят. Потому что страх смерти живёт в каждом из нас. Почти в каждом.
Остаётся открытым вопрос, почему существо, чей возраст перевалил за столетие, получает паспорт с левыми цифрами. Наверное, в клановой России всё продаётся и покупается. Впрочем, ничего нового.
— Заострённый кулак! — раздаётся голос мастера.
Выдвигаю фаланги среднего, указательного и безымянного пальцев. Наношу удар правой, Маро выставляет блок. Бью слева — мягкий отвод.
— Где ты хочешь тренироваться? — спрашиваю у бессмертной.
— Для начала — в парке. Или на берегу, подальше от посторонних глаз. Можем у тебя, но ты же в ПСП ночуешь, как я слышала.
— Сгодится парк.
Меняемся ролями.
Теперь я в защите.
— А что с оружием? — уточняю я. — Вряд ли можно размахивать мечом в людных местах.
— Предлагай безлюдные.
Переключаемся на удары ногами.
У меня растяжка ощутимо хуже, и это ограничение накладывает отпечаток. Мои жалкие высеры Маро легко блокирует, мне же приходится действовать на грани возможностей. Кажется, у этой девчонки вообще нет костей, а удары поставлены так, что зависть берёт. Даже меня, повидавшего многих бойцов за прошедшие века.
— Горы, — бросил я наугад.
— Серьёзно?
— Туда можно добраться по канатке. Пять-шесть станций из центра.
— Ладно. Я напишу тебе свой номер. Какие планы на выходные?
— Их много. Предлагаю утром ехать.
— В субботу? У нас же грёбаный музей.
Продолжаем обмениваться ударами.
— Ну… Сразу после музея?
— Годится. Возьми с собой сменку. Чтобы не терять время.
— Ты тоже.
В конце занятия мастер показал простую комбинацию ударов и блоков, мы повторили, после чего прозвенел звонок. Шестёрки Барского косились на меня в раздевалке, но лезть побаивались. Уверен, аристократик что-то задумал, наше противостояние само собой не закончится.
На фехтовании мы изучали новую тему — шест бо. Никаких спаррингов и взаимных избиений. Каждому выдали палку, показали базовые вращения и перехваты, после чего запустилась унылая отработка. Некоторые аристо, привыкшие махать короткими и длинными клинками, откровенно скучали. Я же радовался жизни. Шест — отец всего оружия. А я, как назло, не успел раздобыть себе в коллекцию подходящий экземпляр. Так почему бы не
