перед вашим приходом. Прости… Но знаешь, если мы сможем вычислить шпиона, и каким-то образом заставить его сотрудничать передавая на ту сторону дезинформацию, то у нас появится шанс на внезапную атаку. Полено, что скажешь? Даже я признаю что ты, сильнейший во всем регионе по части ковыряния в чужих мозгах. Справишься с такой задачей?
— С вероятностью в сто процентов, если сможете собрать всех присутствующих в стабе иммунных в одном месте, — в своей обычной «бесцветной» манере, ответил ментат, — но в таком случае, все с той же максимальной вероятностью, врагу станет известно о факте его раскрытия. Если все делать тихо и без спешки… выполню за неделю. Максимум.
— Неделя… — протянул Штанга задумчиво, — этого времени хватит для того, чтобы сила дара Улья Гнома развилась до серьезного уровня. Или, он сойдёт с ума и станет простым зараженным.
— Повторю что говорил ранее Гному — вероятность развиться в облике кваза до максимальной стадии и сохранить при этом рассудок, выше среднего показателя.
— Значит, время у нас есть, — решительно кивнул глава Заводского, — а как справитесь с поставленной задачей, мы разнесем это гнездо по кирпичам. Артиллерия, диверсии и прочее — полный комплект в общем.
— Тогда с завтрашнего дня, начинаем готовить группу, — согласился Штанга, — максимум через неделю, мы выступаем…
* * *
Гном сидел в своей темной камере уже три дня и мысли его были далеки от радужных. Ежедневно ему выдавали одну черную жемчужину, гороховый раствор, один армейский сухпай и небольшую бутылку воды. Последнее было не обязательно с их стороны, ведь живчик ему тоже дали, но видимо, пленители решили немного сдобрить его заточение в этих стенах. Содержимое очередного сухого пайка заканчивалось в эту самую минуту — весь день Гном не мог добраться до внутренностей банки тушенки, просто потому, что оставлял ее «на десерт» пока его желудок не начал урчать не хуже любого изголодавшегося рубера. Этого рациона его изменяющемуся телу было недостаточно, ведь строительный материал для тканей брался именно из обильного питания, которое здесь отсутствовало. По этой причине, с каждым днём Гном начинал чувствовать себя намного хуже, постоянно урчало в животе, часто случались приступы гнева, от которых хотелось свернуть кому-нибудь шею или разнести все вокруг, но он пока мог их контролировать. По этой же причины, весь немногочисленный жир что ранее присутствовал в его теле, был сожран оголодавшим организмом и он наверняка сейчас был похож на обтянутую кожей гору мышц.
Вылавливая руками пусть и холодные, но сочные и крупные куски тушёнки, кваз смаковал их, медленно перетирая между зубов до состояния однородной массы, после чего глотал с таким удовольствием, что едва не закатывал глаза. Все чаще его посещали мысли о том, чтобы согласиться на эксперимент Сокола, дабы проверить действенность договора с Камнем, но силой воли Гном эти мысли гнал прочь. Время пока есть, а значит, он ещё побарахтается.
— Эй, Гном, — послышался голос из коридора, — ты там не спишь?
— Сокол, ты что-то придумал, или опять о своих бывших бабах рассказывать собираешься?
Голос у Гнома все сильне изменялся под влиянием жемчуга и мутации физиологии тела. Теперь, он очень сильно напоминал тот гулкий утробный бас, которым обладал Патриарх и это сильно действовало на нервы. Да что там голос? Все его тело постепенно менялось, заставляя испытывать самые неприятные ощущения от которых многие часы он валялся на своей полке, тихо подвывая как раненная собака. Все кости в его теле постепенно изменялись — становились длиннее, толще и, скорее всего, прочнее. Челюсть раздулась, зубы постоянно ныли постепенно сводя Гнома с ума — хотелось вырвать или выбить их все, чтобы на смену этому мучению пришла простая, привычная боль. Ногти на пальцах тоже стали шире, длиннее и прочнее — ещё чуть-чуть и превратятся в настоящие когти. И без того широченные мышцы на груди, спине и руках, раздулись ещё больше и теперь, он наверняка мог бы дать фору действующему «мистеру Олимп». Посмотреть как все это выглядит со стороны, Гном, разумеется не мог, хоть особого желания он и не испытывал.
— Да не, — отмахнулся Сокол, — хотел спросить насчёт способности. Ничего не чувствуешь?
— Нет, — покачал головой он, — даже не знаю с чего начать думать, чтобы додуматься. Но, я стал видеть в темноте. Плохо, но если поднести ладонь к носу, могу рассмотреть узор на ней.
— Ты же в кваза превращаешься, — буднично сказал собеседник, — это нормально. Ещё пара жемчужин, и сможешь даже свой крохотный конец рассмотреть.
— Как выйдем отсюда, — со злой усмешкой сказал Гном, — я тебе этим крохотным концом дам по башке. Если после этого сможешь повторить свои слова, с меня две лучшие шлюхи что будут в ближайшем стабе. На всю ночь.
— Боюсь что это не честный уговор, — гоготнул Сокол, — ради такого, я даже будучи совершенно дохлыми, процитирую тебе половину библии. Причем на иврите.
Все это было смешно, но Гнома действительно напрягал тот факт, что кроме уже привычной способности гипноза, не чувствовал в себе никаких изменений. Сокол сказал что такие как он счастливчики, сумевшие съесть жемчужину в первые дни после попадания в Улей до открытия первой способности, называются «хигтеры» и сколько не жри жемчуг, вторая способность у него не откроется. Но вместо этого, их единственная способность приобретает новые грани, развивается, становясь не только сильнее, но и как бы открывает ее иные вариации. В пример он привел парня, о котором слышал от Луки. Он изначально мог создавать огненные сгустки и поджаривать ими заражённых. В процессе развития, он смог не только создавать свой, но и управлять любыми очагами возгорания — от горящей спички, до лесного пожара. Со временем он стал полностью игнорировать любой огненный урон — стоял в горящем доме и даже не чесался. Да, одежда приходила в негодность, однако сам он даже не обжёгся. Что в итоге стало с тем парнем Лука не знал, но перспективы откровенно впечатляли.
Через пару минут звенящей тишины, из коридора послышался печальный голос Сокола:
— Странно что мы не слышали как наши напали на тюрьму, ты не находишь? Они что, забили на нас?
— Скорее всего просто, отложили наступление, — предположил Гном, — в штабе ведь не дураки сидят.
— Надеюсь ты прав, — вздохнул он, — чем займёшься?
— Как обычно, пойду медитировать, —
