Лаврентий Павлович все время разговора Артура Любимова с Александром Николаевичем Воробьевым просидел, откинувшись на спинку стула, и взглядом глаз на старшем лейтенанте Сергее Голубеве, который так и застыл в позиции смирно и рукой, поднесенной к пилотке на голове. Только изредка он поворачивал голову и также с глубоким интересом посматривал на гауптшарфюрера СС Ханса Вилке или сержанта РККА Алексея Карпухина, также замершего в позиции "смирно", но только с руками вытянутыми вдоль бедер. Нарком слушал и одновременно оценивал ситуацию, в которой так внезапно оказался. В какой-то момент после входа в палату 2-28 он вдруг понял, что слышит и понимает мысли всех присутствующих в этой палате людей.
Лаврентий Павлович знал, что сейчас он, как и Артур Любимов, способен волевым решением заставить всех людей, в настоящий момент присутствующих в этой госпитальной палате, забыть обо всем том, что только что происходило в этой палате. Рассказ давно закончился, но нарком внутренних дел Берия, по-прежнему, продолжал сидеть на стуле и не торопился с него подниматься. Если бы люди, находившиеся в этой палате, обладали бы независимым мышлением, то они могли бы подумать о том, что мысленный разговор все еще продолжается, но гораздо в более узком кругу.
О том, что этот разговор действительно продолжается, можно было бы судить и по тому факту, что в какой-то момент лицо Лаврентия Павловича посерело, по нему побежали крупные капли пота. В тот момент Артур Любимов был совершенно откровенен, когда наркому говорил о том, что только восемь — десять процентов человечества обладают достаточно развитым головным мозгом, чтобы быть телепатами, чтобы уметь читать мысли других людей. А еще меньший процент людей попадает в зависимость от мыслей телепатов. Следует признать, что разговор этих двоих не был в истинном смысле беседой двух людей, а был настоящим словесным боем, за каждым задаваемым вопросом стояли смерть и жизнь других людей.
К этому моменту Артур Любимов с большим трудом убедил-таки своего визави в том, пользоваться таким даром следует с громадной предосторожностью. А когда Лаврентий Павлович тут же поинтересовался, имеются ли на Земли и другие такие, как он люди, с аналогичными способностями, то Артур Любимов честно ответил о том, что этого невозможно знать, пока с не столкнешься с таким человеком. Он еще раз повторил свою мысль о том, что вселенная многообразна. Что в ней существуют параллельные миры, в которых можно путешествовать, одной только силой воли переходя из одного мира в другой мир, а в другие населенные звездные миры приходится добираться специальным межзвездным транспортом.
После чего Лаврентий Павлович задал свой последний вопрос в этом разговоре:
— Что происходит с людьми, научившимися мысленному разговору?
— Прежде всего, они долго живут. И только судьба или рок могут заглянуть или определить их будущее. — Честно ответил Артур Любимов.
После этого ответа Любимова нарком Берия легко поднялся на ноги и отправился к выходу из госпитальной палаты, но его усатая четверка осталась стоять в неподвижности за спинкой уже пустого стула, устремив свои взгляды в никуда. Лаврентий Павлович не стал открывать двери, а всем телом развернулся и снова осмотрел палату, затем осторожно коснулся сознания полковника Воробьева и долю секунды его изучал.
Здесь все было в порядке, умный советский бесхребетный интеллигент, но он, как все обычные советские интеллигенты, погладишь его по шерстке, приблизишь к себе, и он будет тебе до скончания веков верно служить. Со старшим лейтенантом…. тоже все в порядке, надо будет только передать ему в командование свою службу телохранителей, а то совсем зажрались говнюки, только о себе и думают. Этот русский парень их так погоняет и так по ранжиру поставит, что небо в овчинку покажется. Затем Лаврентий Павлович попытался коснуться сознания этого, то ли немца, то ли русского, который, как ему вчера и разведчики, и кадры доложили и там, и там документально проходит, но его попытка провалилась.
Еще раз убедившись, что Артур Любимов выдерживает достигнутые договоренности, Лаврентий Павлович недовольно махнул рукой и приказал всем людям в этой палате перейти в активный режим. Четверка грузин затопала ботинками и в мгновение ока оказались за спиной своего шефа. Сержант Карпухин бессильно упал в кресло. Старший лейтенант Голубев опустил руку, вопросительно посмотрел на полковника, который в этот момент тер виски, словно пытался что-то вспомнить. За народным комиссаром внутренних дел тихо захлопнулась дверь палаты, он исчез вместе со своими телохранителями, так ни с кем не попрощавшись.
С того момента пошел третий день, отдел подготовил еженедельную обзорную записку и полковник Воробьев был готов ее передать наркому для согласования и коррекции. Но от наркома не последовало никакой реакции, он исчез, все эти три дня от него не было ни единой бумажки, ни единого распоряжения. Только по неизвестно от кого приказа старшего лейтенанта Сережу Голубева забрали из отдела и, закрыв его вакансию, перевели в распоряжение центральных кадров наркомата. А затем полковнику Воробьеву перезвонил сам генерал майор, начальник центральных кадров, и поинтересовался, куда он собирается сажать пятерых новых сотрудников, которых срочно перевели с Западного фронта. И снова тишина, причем, именно такая тишина, которая обычно наступает в природе перед сильной грозой.
Несколько раз Александр Николаевич пытался тишком связаться с Артуром Любимовым, но он ни разу не ответил на зов. А вход к нему в палату был на какое-то время полностью прекращен, четвертый этаж госпиталя был до упора забит бойцами в синей форме, а вместо боевых шлемов у них на голове были какие-то серебряные цепочки с серебряными же монетами на висках. Эти бойцы тщательно проверяли удостоверение полковника, но близко к палате Артура Любимова не подпускали, каждый раз после проверки документов эти бойцы говорили о том, что "пока не велено"!
Тогда полковник Воробьев попытался связаться с Артуром через сержанта Карпухина, но тот в ответ нес какую-то немецкую белиберду, после чего Александр Николаевич действительно начал сомневаться в том, действительно ли сержант Карпухин является русским человеком.
На третий день в отделе внезапно появились два дальневосточных особиста конвоира, которые доставили в Москву заключенного роттенфюрера СС Игоря Славина. Всего за пару недель пребывания в лагере роттенфюрер СС успел-таки превратиться в полного советского заключенного доходягу Гулага, которого подкармливали только из-за того, что он когда-то был эсэсовцем. Когда полковник Воробьев расписался о получении живым, слово здоровым Александр Николаевич лично вычеркнул, роттенфюрера СС Славина, тот почему-то заплакал, тут же упал в уголок полковничьего кабинета на пол и, прикрывшись бывшей на нем рваной одеждой, мгновенно уснул со слезами, все еще продолжающими катиться из глаз.
