Я подошел к входу в центральные апартаменты и нажал на медную кнопку звонка. В глубине квартиры прозвучал приглушенный перелив флейты-сиринги. А спустя несколько долгих минут – я уже подумывал, не позвонить ли еще раз, – дверь наконец открыли.
На пороге стояла немолодая, крепкая женщина с тенью усталости на суровом лице. Было видно, что еще совсем недавно она была красива, но теперь эта красота смялась, выцвела. Темные волосы с легкими проблесками седины разделены прямым пробором и собраны на затылке тяжелым узлом, бледно-зеленые глаза, окруженные лучиками морщин, бесцветные губы. Домашнее платье серо-гранитного цвета, облегающее тяжеловатое тело, придавало ей еще больше внушительности, создавая отдаленное сходство со скалой, способной выдержать множество ударов волн.
– Добрый день, – улыбнулся я одной из самых своих теплых улыбок. – Меня зовут Мэтт. Я друг Эйнем.
– Проходите, – обронила она коротко и посторонилась.
Я вошел в прихожую, стены которой до половины были облицованы мрамором с серыми прожилками. Несколько светильников в виде чаш освещали просторное помещение. Четыре коридора вели в разные части дома. Из одного, самого левого, тянуло аппетитным запахом только что испеченного хлеба. Женщина, встретившая меня, закрыла дверь, и я увидел тяжелый кованый засов, внушительно лязгнувший о петли. Он больше подходил для музея, чем для современного жилья, даже у меня в доме не было такого.
– Мэтт! – прозвучал одновременно с быстрыми легкими шагами знакомый голос.
И в коридор вышла девушка лет двадцати пяти. Изящная, стремительная, тонкая, в облаке золотистых волос и белом платье.
– Здравствуй, Эйни, – сказал я.
– Как же я рада тебя видеть. – Она едва прикоснулась к моей щеке теплыми губами и отпрянула.
На самом деле целительница не выглядела ни радостной, ни довольной, в глубине ее голубых глаз мелькал огонек беспокойства. Хотя она старалась казаться естественной и веселой.
– Я тоже рад тебя видеть, – ответил я, глядя поверх ее плеча.
В центральном коридоре стояла девушка лет на восемь младше сновидящей. Очень на нее похожая. Только волосы потемнее и покороче, а лицо покруглее. Она смотрела на меня с жарким любопытством и дружеской симпатией.
– Мэтт, познакомься, – Эйни посмотрела на женщину в сером платье. – Барбара – моя старшая дочь.
Я быстро взглянул на них обеих по очереди. Одна – юна и прекрасна, вторая – сурова и немолода. Забавное смешение ролей. Чего только не увидишь в семьях мастеров снов.
– А это Ирис. – Сновидящая улыбнулась второй девушке. – Моя младшая дочь.
Вот, значит, кто вытащил Эйнем из ее кошмара. Я с большим вниманием стал разглядывать потенциальную целительницу.
– Значит, это ты помогла Эйни выбраться? Похоже, у тебя выдающиеся способности эпиоса. Настоящий талант. Уже начала обучение?
В ответ на мои слова Ирис слегка покраснела, метнула растерянный взгляд на сестру, а затем сказала:
– Давайте я помогу. – Порывисто подошла, забрала у меня из рук бутылку с вином и конфеты, а ее взгляд нетерпеливо-любознательно скользнул по моему лицу. – Спасибо.
Это была благодарность не за мой небольшой презент к столу, а за мою столь высокую оценку ее дарований.
– Отнеси на кухню, – сухо велела Барбара и удалилась по коридору, наполненному ароматами горячей сдобы. Ее прямая спина выражала суровое неодобрение.
Младшая сестра пошла следом.
– Хорошо, что ты приехал, – сказала Эйнем, глядя куда-то мимо моего плеча.
– Ты уверена, что это была разумная идея? – спросил я тихо.
– Проходи, пожалуйста.
Она указала в сторону правого коридора. Я прошел следом за ней и оказался в просторной столовой. За большим панорамным окном виднелся кусочек балкона, мощенного терракотовой плиткой, а еще дальше – море. Бескрайнее и безграничное, с серо-зелеными бусинами островов, разбросанных по синему бархату, смятому легкими складками. Я с трудом отвел от него взгляд, чтобы продолжить наблюдения.
В центре комнаты с белыми стенами, расписанными растительным орнаментом, стоял массивный дубовый стол, на нем блюда, тарелки и кувшины. Вокруг – пять кресел. Одно немного сдвинуто в сторону. В нем сидел мужчина и смотрел новости на планшете, небрежно прислоненном к кувшину.
– Мэтт, – произнесла Эйнем с чуть натянутой улыбкой, – познакомься, это Леонид, мой муж. Леон, а вот и Аметил.
Он посмотрел на меня тяжелым, давящим взглядом. Неторопливо выключил ролик, медленно поднялся. Он был похож на постаревшего Геракла. Погрузневшего, уставшего, так и не попавшего на Олимп. Некогда мощные плечи опустились, живот заметно выступал над ремнем брюк. Но пожатие его широкой ладони было таким крепким, словно он намеревался сломать все кости в моей руке. Впрочем, я не уступил ему в силе, и несколько мгновений между нами шла безмолвная борьба, кто – кого. Он сдался первым. Снова опустился в кресло, буркнув:
– Рад знакомству.
В столовую вошла Ирис с большим блюдом, наполненным запеченными зелеными мидиями. Улыбнулась мне. Эта девушка напоминала мне Хэл своим ярким интересом, не ко мне персонально, конечно, ей было нужно пообщаться с коллегой матери. Похоже, в этом доме темы, связанные со снами и сновидящими, старательно обходятся или вообще под запретом…
Праздничный обед шел совсем не празднично. Эйнем пыталась развеять мрачное молчание, рассказывая что-то о погоде в это время года, о поездке к морю. Я бодро отвечал ей, в свою очередь расспрашивая о жизни на Лигурийском побережье. Так что за столом звучали только наши два преувеличенно жизнерадостных голоса.
Ирис, сидящая напротив, почти не притрагиваясь к еде, нетерпеливо перебирала край салфетки, катая хлебные шарики и бесцельно передвигая свой бокал. И не нужно было быть провидцем, чтобы понять: ей до смерти хотелось поговорить со мной.
Барбара молча ела, время от времени поднимаясь, чтобы забрать пустые блюда и принести новые с кухни.
Леонид мрачно подливал в свой бокал вино из пузатого кувшина и старался не смотреть на меня.
– Не любите сновидящих? – наконец спросил я прямо, устав играть роль доброжелательного, вежливого, скромного гостя.
– Ваши услуги излишне дорого обходятся.
– Конечно. Поэтому мы не лечим насморк. – Я повернул голову к Эйнем, но она не ответила на мою улыбку, продолжая глядеть в тарелку. Зато ее младшая дочь замерла, жадно ловя каждое мое слово, и я произнес, обращаясь уже к ней: – Мы лечим гораздо более серьезные заболевания и помогаем людям решать сложные проблемы.
– Вы их не решаете, а создаете, – заявил Леонид упрямо, и я понял, что человеку нужно дать высказаться. Слишком долго он копил обиду, раздражение, ярость.
