– Вы их не решаете, а создаете, – заявил Леонид упрямо, и я понял, что человеку нужно дать высказаться. Слишком долго он копил обиду, раздражение, ярость.
– Неужели?
– Посмотрите на нее. – Он указал на Эйни, сидящую рядом.
Я взглянул на юную, цветущую, хотя и немного напряженную девушку.
– По-моему, она прекрасно выглядит.
– Да, как ее младшая дочь!
– Вы считаете это ненормальным? Генную модификацию пока еще никто не отменял…
Судя по его еще сильнее насупленному лицу, эта тема тоже была из ряда нежелательных.
– Подобная процедура непомерно дорогостояща.
– Но доступна для людей с выдающимися способностями, действительно ценных для общества, таких как ученые, люди искусства или целители, как ваша жена, – ответил я примирительно, но Леонид меня не слышал, погружаясь в воспоминания о перенесенных тяготах.
– Я говорил, что ей пора остановиться, – произнес он глухо, глядя на меня исподлобья и словно не видя. – Я предупреждал, что все ее сновидческие фокусы плохо закончатся. Я показывал ей статистику о количестве эпиосов, погибших во сне, но кого интересовало мое мнение?! Только и слышал – «этот последний», «еще один, и все», «ну самый-самый последний». Все денег пыталась заработать на вечную молодость.
– Вы знали, с кем живете, – ответил я, глядя на Эйнем, в глазах которой заплясали гневные огоньки. – Никто из нас не может остановиться. И дело не в деньгах и не в молодости.
Вряд ли я смогу объяснить ему, что такое сон для нас, если уж самой Эйни это не удалось за столько лет. Чистая энергия свободного разума, не ограниченного никакими законами, безграничная власть творца и железная, несгибаемая потребность помогать людям.
– Она пропадала где-то больше пятнадцати лет. Мы жили без нее. Ее дочери выросли, не зная ее.
Его голос звучал все громче и громче, наполняясь давней обидой, которую он никак не мог пережить. Я тоже заговорил резче:
– Она лежала с разбитой головой, периодически сознание возвращалось к ней, вместе с невыносимой болью. Запертая в своем мире как в гробу. И никто не слышал ее, кроме дочери. – Я посмотрел на Ирис, с тревогой наблюдающей за разгорающимся спором. – Я не знаю, как тебе удалось вытащить ее, но это достойно звания сновидящей. Тебе надо учиться.
Они обе взглянули на меня с одинаковой жаркой благодарностью, Леонид стукнул бокалом об стол.
– Она не будет сновидящей!
– У нее уникальный дар, который необходимо развивать.
– Повторяю еще раз. – Лицо мужчины побагровело. – Она не будет сновидящей. Хватит!
Он поднялся из-за стола, показывая, что разговор окончен, и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Барбара, мрачно промолчавшая весь обед, начала собирать посуду со стола и ушла, нагруженная стопкой тарелок.
– Тебе нужна постоянная практика, – продолжил я, слыша в своем голосе все тот же резкий, непререкаемый тон.
– Я хочу учиться, – страстно прошептала Ирис, подаваясь вперед, ближе ко мне, и оглянулась на выход из столовой, откуда в любой момент могли появиться строгая сестра или отец.
– Эйнем великолепная целительница. Она могла бы помочь тебе.
– Это одна из причин, по которым я позвала тебя. – Моя коллега поднялась и сделала приглашающий жест в сторону балкона. – Пойдем, подышим воздухом.
Мы вышли, задвинув за собой стеклянную дверь. Свежий и теплый ветер с моря тут же начал трепать наши волосы и края платьев девушек. Солнечные лучи широкой дорогой пролегли от горизонта до самого берега.
– Мэтт, я хотела просить тебя стать учителем Ирис.
Нечто подобное я подозревал.
– Не могу, к сожалению, – ответил я, тут же заметив огорчение на лице девушки. – У меня уже есть воспитанница. И я едва справляюсь с ней.
– Правда? – Эйнем удивленно приподняла золотистые брови. – И кто она?
– Всего понемногу, – сказал я уклончиво, опираясь о перила балкона. – Основной дар пока не выявлен полностью. Но не аонида точно.
– Жаль, – обронила целительница, и я увидел, что она действительно расстроена.
– Учи ее сама.
Эйни с легким сомнением посмотрела на дочь, словно решая, стоит ли той присутствовать при дальнейшем разговоре.
– Ирис, помоги Барбе. Мне нужно побеседовать с Мэттом.
Та попыталась было протестовать, но целительница произнесла с легким нажимом:
– Пожалуйста.
И девушка неохотно подчинилась. Нарочито медленно открыла дверь, вышла и не спеша задвинула, словно в надежде, что мать передумает.
Но Эйнем молчала до тех пор, пока она не ушла из комнаты, и только тогда повернулась ко мне.
– Что-то происходит, Мэтт. Со мной. Вокруг меня.
– Ты провела почти двадцать лет в мире сна. Конечно, тебе трудно адаптироваться. К тому же твоим близким тяжело. Тебя не было в их жизни, они привыкли считать тебя мертвой. Твой муж винит себя в том, что не остановил тебя вовремя. И тебя в том, что ты не остановилась сама…
– Да, конечно. – Она снова смотрела мимо меня, как будто слушая и не слыша. Я уже видел в ее глазах это отсутствующее выражение, а в голосе слышал равнодушие. – Сколько времени ты проводил в мире снов, не выходя в реальность? Самый долгий срок?
– Месяц.
Эйни удивленно моргнула, возвращаясь из своей отрешенной задумчивости.
– Но ты контролировал его?
– Да.
– А я сама была частью сна… фрагментом этого прекрасного, безумного мира. – Сновидящая понизила голос, точно опасаясь, что ее может услышать кто-то кроме меня и ветра. – Он был частью меня. Мне все время кажется, что я продолжаю нести его в себе.
– Мы все несем часть этого мира. И я, и ты, и Клио, и Геспер, и десятки других подобных нам.
Она покачала головой.
– Я распространяю его вокруг. Он вырывается в реальность.
– Обратись в Пятиглав. Они с радостью помогут тебе адаптироваться.
– Я… боюсь. – Она посмотрела на меня с реальным испугом, в один миг растеряв весь свой опыт и превратившись в маленькую девочку. – Я не хочу, чтобы меня заперли.
– Эйни, – я опустил руки ей на плечи и наклонился, заглядывая в растерянные глаза, – ты же не дэймос.
– Мэтт, я видела… – Она ухватила меня за рукав и теперь машинально перебирала ткань рубашки. – Мое тело сновидения… оно не слушается меня, как будто… как будто оно уже не мое, или его занял кто-то другой, или оно подчиняется чужим приказам.
– Это невозможно, ты же знаешь. – Я старался говорить как можно более уверенно и спокойно. – Не так давно я прочитал лекцию своей ученице о том, что такое мир снов. Могу повторить для тебя.
– Я понимаю, почему Леонид шарахается от меня и Барба тоже, – произнесла она быстро и глухо, продолжая теребить материал, нащупала пуговицу и стала дергать ее. – Сначала, когда я очнулась, все были безумно счастливы, но потом… они чувствуют, я не такая, как прежде. Я изменилась. Я сама не знаю, кто я такая.
