— Ах ты ублюдок! — Никодим первым перешел в атаку.
Удар! Но копье пронзило пустоту. Красноглазый ловко ушел в сторону. Никодим сделал еще один выпад и краем глаза заметил, что мужики уже начали обходить зверя. «Значит, — молниеносно подумал Никодим, — надо повернуть его спиной к ним». Он сделал ложный выпад, красноглазый дернулся, а Никодим отпрыгнул в сторону. Задача была выполнена. Противник, поглощенный пируэтами Никодима, совсем позабыл про тыл. Но мужчины поторопились с возгласами.
— Ура! — Как ни смешно это выглядело, но они с криками перешли в атаку. Причем все одновременно.
Красноглазый проявил чудеса реакции. Как только раздался первый звук за спиной, он отпрыгнул в сторону со скоростью снаряда. Никодим рванул было за ним… но с удивлением обнаружил свое копье в теле врага. Красноглазый сдернул себя с наконечника, расправил трос и, безумно рыча, напал на обидчика. Трос больно хлестнул Никодима по глазам, он ткнул копьем еще раз — и промазал.
Трос захлестнул шею и уже начал было давить, но мужики не сплоховали и принялись мутузить красноглазого бейсбольными битами. Хватка врага ослабла, и Никодим с огромным удовольствием вогнал ему в грудь железное копье. Потом еще раз и еще…
Гад умер, захлебнувшись собственной кровью.
— Вот мразь… — Чуть ли не одновременно мужчины сплюнули на пол.
Их внимание привлекло тихое всхлипывание. Не сговариваясь, они метнулись к джипу. Возле трупа Степана стояла Галина, а по щекам ее текли слезы.
Никодим подобрал выпавший ствол. Машинально проверил магазин — два патрона еще были. Затем вытащил из кармана торчащий мобильник.
Мужчины как могли утешали женщину, а Никодим закрыл заднюю дверь машины.
— Он что, в багажнике караулил? Сволочь… — Никодим сжал губы и выдохнул носом. — Пора — пошли. У нас на всех один джип и шесть купешек.
— Не густо…
— На паркинге есть еще одна машина с ключами.
Они покинули так и не открывшийся автосалон и, соблюдая строжайшую осторожность, поднялись к себе на этаж.
Ночь с 15 на 16 сентября 2013 года, Санкт-Петербург, улица Звездная.
— Кто? — вопрос прозвучал сразу, словно хозяин ожидал визита. Хотя, наверное, и ожидал. Только не их.
— Меня зовут Кошка. Я от Любы.
Не задавая лишних вопросов, хозяин открыл двери.
Подъезд был, что называется, «хорошим». Это означало широкую пологую лестницу с деревянными (конечно, пластик, но под дерево) перилами, большие лестничные площадки, выложенные плиткой, тройные рамы, два лифта, один из них — грузовой. И неизбежные, как смерть и налоги, цветы в кадках. Ничего, в общем, был подъезд. Но без шлагбаума и даже без консьержки, а значит, по определению — не элитный. Дверь, впрочем, была хорошая, мощная, явно не из китайского железа.
Кошка не знала, как разговаривать с неведомым Алексеем, и слегка нервничала по этому поводу. Люба сказала, что он «очень старый». У Леры не было друзей — стариков, и она понятия не имела, как можно общаться, да еще на равных и по имени, с этими выжившими из ума реликтами. Это у Сердца Мира все получалось легко и просто. Она вообще дружила со всеми и любила всех подряд. В результате один близкий друг ткнул ее в бок стамеской, потому что сошел с ума от вируса, который изобрел другой близкий друг. Такая вот сказочка о царстве всеобщей любви.
Алексей жил на втором этаже и двери открыл раньше, чем они успели прикоснуться к пуговке звонка.
— Проходите, — произнес он, — можно не разуваться. У меня несколько не прибрано.
«Квартирка-то слегка подубитая», — отметила Лера, проходя длинной темной прихожей, оклеенной дорогими, но старыми обоями. Двери в зал были чуть приоткрыты, и любопытная девушка разглядела огромный, до высоченного потолка, стеллаж, плотно уставленный книгами, и ветку с ярко-оранжевыми физалисами. Алексей пригласил их на кухню, большую и уютную, несмотря на некоторую запущенность. Новомодных барных стоек, жалюзи и «умных» агрегатов здесь не было. Старую мебель годов этак шестидесятых несколько оживляли номера телефонов, торопливо записанных фломастером прямо на шпоне. Не избежал этой участи и древний холодильник «Атлант», и даже новейший электрический чайник. Чайник был единственным представителем двадцать первого века. Все остальное, даже телефон, похоже, явилось прямиком из старого блокбастера «Москва слезам не верит». Увидев это чудо, Лера изумленно выдохнула — почти то же самое она недавно обозревала в зарытом в землю бункере. Даже диск с номером был.
— ЭТО еще работает? — выдавила она, позабыв правила приличия.
— И неплохо, — заверил ее Алексей. Он оказался сухим, совершенно седым стариком с пергаментной, морщинистой кожей, совершенно выцветшими глазами, но неожиданно подтянутым, с прямой спиной и упрямым, слегка выставленным вперед подбородком. Держался он спокойно, нейтрально, лишь самую малость настороженно. Что было, в общем, понятно.
— Года три назад мне Люба принесла новый аппарат, как вы говорите, «навороченный», с факсом, памятью на двести пятьдесят номеров, автоответчиком, селекторной связью… Так он через два месяца сломался. Я его снял и опять этот вернул. Он у меня с пятьдесят восьмого года, и прекрасно работает. Чаю? Или кофе?
— А можно поесть? — набралась наглости Кошка.
Алексей указал головой на пару «венских» стульев. Кошка, скинув бэг, торопливо плюхнулась на тот, что поближе, и привалилась спиной к холодильнику. Станислав остался подпирать косяк. Хозяин налил ароматного дымящегося чаю в большой бокал и неловкими руками (артрит?) соорудил бутерброд с сыром.
— Шпашыбо! — выдохнула Кошка, вцепляясь в бутерброд зубами и только не урча.
Взглянув на нее более внимательно, Алексей распахнул настежь дверцу холодильника и выгреб оттуда холодную курицу, остатки винегрета, копченую колбасу, а затем вытащил из буфета большую плетеную тарелку с пряниками.
— Вы ангел! — сообщила Кошка, поедая глазами весь натюрморт вместе и каждое блюдо в отдельности.
Алексей занял стул напротив.
— Что с Любой? — спросил он.
Лера едва не подавилась.
— Если бы ничего не случилось, Люба пришла бы сама. Она очень обязательная девушка, — пояснил Алексей, — если что-то обещала — выполнит. Очень редкое качество у молодежи. — И, видя, что гостья молчит, спросил прямо: — Она жива?
— Была, — сглотнула Кошка, — когда мы расставались. Но состояние у нее было не очень.
Старик внимательно слушал ее рассказ, но по его лицу нельзя было догадаться, что он чувствует, что обо всем этом думает, верит ли девушке, и вообще, на каком они свете. Под конец Кошка сбилась на виноватую скороговорку:
