Это открыли случайно – замыкаешь гнездо подключения на само себя, включаешь компьютер и можешь вливать в него информации сколько угодно. Мы это поняли три года назад. Даже не поняли, а заметили. Случайно, естественно.
С тех пор мы поставили один компьютер на загрузку и льем в него информацию. Три года. На максимальных скоростях, постоянно проверяя, что с информацией происходит и можно ли ее из нашего компьютера извлекать...
И мы имеем доступ к любому из загруженных за три года файлу. Слава богу, информация об этом пока еще не просочилась в массы. И еще...– Клеев понял, что уже давно переступил черту разумного, но остановиться не мог.– Не задумывалась, отчего это сетевые партизаны до сих пор не обрушили Сеть? Ведь это же элементарно – нанести удар по болевым точкам, по самой основе Сети. И не нанесли.
Самое страшное проникновение в Сеть произошло месяц назад и состояло в размещении информационных блоков при использовании нулевого сжатия. Думаешь, сетевые партизаны только андерграунд-порно снимали и транслировали? Они честно пытались нащупать структуру. И знаешь что? Ничего! Сеть есть, а на чем она держится – понять невозможно. А ты мне про новые законы толкуешь.
Клеев замолчал. Смог наконец заставить себя заткнуться. Несколько поздно, но тем не менее...
Хотя Сука наверняка и раньше знала что-то из выболтанного им. Слышал же он об информационном поле и об этой ее информационной цепочке.
Просто старикам захотелось выболтаться.
Старухе захотелось поговорить, и она пригласила к себе закадычного врага. Бывшего любовника, что, по сути, одно и то же.
– Здесь безопасно,– сказала, словно извиняясь, Катрин Артуа.– Над нами около двух километров скал, справа и слева – скалы... Тоннель, по которому ты попал сюда, уничтожен. Мы спокойно можем переждать...
– Что переждать? Апокалипсис?
– Что ты, так далеко, на целых полгода я не заглядываю...
– Тебе тоже сказали о шести месяцах?
– О шести месяцах,– подтвердила Артуа.
– А потом?
– Не знаю. По-моему, даже они там, на станции, не знают об этом. Они ведь тоже – всего лишь люди. Как люди напуганные, переполненные самомнением и страхами, думаю, они тоже ждут с ужасом. И еще... Последнее время мне кажется, что к Завершающей Стадии они тоже готовятся.
Каждый по-своему.
– Один мой бывший сотрудник,– сказал Клеев,– ныне покойный сотрудник, говорил два месяца назад, что Земля напоминает бомбу, которая так или иначе взорвется. Вопрос только в том, в какую сторону ее бросить или под кого подложить.
– Никто так не прав, как покойные сотрудники,– кивнула головой Артуа.– У меня здесь нет ничего, основанного на братских технологиях. У меня нет ни одного средства связи, кроме прямой линии допотопного военного телефона. У меня даже воздух подается из собственных, многократно отфильтрованных запасов. Пока на поверхности будет идти весь это сегодняшний бардак, мы можем в относительной безопасности прикинуть...
Артуа налила в стаканы коньяк, подвинула один Клееву.
– Если мы не можем понять, в какую сторону наши приятели с космической станции собираются бомбу бросить, то давай хотя бы прикинем, под кого мы ее можем подложить.
Гриф не сможет... у него нет выбора... выманить Грифа... заставить его... Гриф...
А что Гриф не сможет? Интересно, подумал Гриф. Кто-то хочет меня выманить, подумал Гриф. Кто-то хочет меня заставить...
Что? Что меня хотят заставить?
Почему никто не хочет просто поговорить, предложить, заинтересовать? Зато подставить, попытаться убить... Хотя, если верить словам, прозвучавшим под утро, хотели убить не его, не он был целью, а Маша.
В Крыму не его пытались убить... Не он был главным... Девчонка... Эта Маша...
Нет, за что можно убить его, свободного агента, Гриф понять мог. И понять мог, и простить... позволить себя убить – категорически «нет». Мысль умереть ни с того ни с сего Грифу не нравилась, а идею, за которую стоило жизнь отдать, он пока, к счастью или к сожалению, не нашел.
Маша, ради убийства которой, оказывается, и было совершено то дурацкое нападение, оказалась первым за последние десять лет человеком, который занял в мыслях Грифа такое большое место.
Это, кстати, тоже странно, подумал Гриф.
Этой ночью он вообще думал много. И даже умудрился заметить очень странную закономерность.
Пока его мысли были направлены на организацию отправки Маши в Понизовку, голова была ясной, мысли – четкими и упругими. Стоило мыслям чуть уклониться, стоило Грифу задуматься хотя бы над тем, что именно заставляет его возиться с девчонкой, кроме элементарной жалости, на него наваливались тоскливое чувство безысходности и болезненное осознание одиночества.
А как только он принимался размышлять о причинах такой смены настроения, сон наваливался с такой силой, что он даже пару раз за ночь поддался, уснул и, проснувшись через десять минут, снова размышлял о том, как именно сможет доставить Машу к ее друзьям и спасти участкового инспектора Николаева Артема Лукича...
И как это будет хорошо... Просто замечательно. И, самое главное, правильно.
Гриф зевнул, встал с кресла и сделал несколько наклонов и приседаний. Поддавшись два раза за ночь, он нашел способ не укладываться баиньки по первому требованию организма.
– Кто ты или что ты такое? – мысленно в который раз за ночь спросил Гриф, подождал ответа и махнул рукой, потеряв в очередной раз к этому интерес.
Проблема первая – как попасть к деревне. Электричка, автомобили вкупе с лыжами и воздушными шарами отпали сразу как транспортные средства фантастические и опасные. Ибо до них еще нужно было добраться.
Обычно Гриф через кольцо проходил на одну из Территорий, а оттуда нормальным транспортом выбирался в нужное место.
Иногда отправлялся через свои кольца, спрятанные вне Территорий. Но ближайшее к Понизовке кольцо было почти в пяти сотнях километров. И это слишком далеко для свободного агента, которого уже пытались убить.
Вообще все уцелевшие свободные агенты засели в своих Территориях и, насколько знал Гриф, сколачивали сейчас подобие ополчений в помощь Вспомогательной службе и для защиты от совсем озверевших «верблюдов».
«Верблюды» собирались в банды, настойчиво прорывались к складам и свалкам, официальные власти вяло пытались конфликты сдерживать, намекали, что готовы ввести полицейские силы для разграничения и недопущения...
И свободные агенты, и «верблюды» эти попытки и предложения игнорировали, а сами начинали понемногу постреливать друг в друга.
На Европейской Территории свободный агент Гепард из «блеска» сжег группу «верблюдов» и схлопотал пулю в голову от находившегося поодаль снайпера. Те, кто гнал «верблюдов» на Территории, могли себе позволить такое соотношение потерь.
