– Ну, давай еще немножечко, – ответствовал Михаил, без устали расширяя раскоп. – Вдруг что-нибудь попадется?
Возражать я не стал. Зачем? Если хочет человек покопаться в земле, пусть покопается, большой беды от того не будет. Но лично для себя я вывод уже сделал: наверняка мы отыскали нужное место – б этом вопросе сомнений не оставалось совершенно. Вот только золотые монеты, заботливо укрытые здесь некогда охраной кассового фургона, наверняка были давным-давно изъяты более удачливыми соперниками! Кем именно и когда это произошло, гадать не хотелось. Поезд удачи ушел безвозвратно, с ним растаяла и надежда на лучшую жизнь. Усталость от слишком бурного дня столь сильно навалилась на меня, что думать о чем-либо еще было просто противно. Ведь еще нужно было разобрать и сложить прибор, чем-то подкрепиться и вернуться в Козяны. Хотя бы до восьми вечера.
Тяжело вздохнув, я полез в карман за отверткой и плоскогубцами. Пока я занимался разборкой силового каркаса, а заодно и самого прибора, мой напарник трудился столь активно, что мне было слышно его надсадное и хриплое дыхание.
«Вот она, жажда золота, – усмехнулся я про себя, – заставляющая людей напрягаться и потеть. Очень сомнительно, чтобы Михайло так же самоотверженно отдавался основной работе».
Занятый своими мыслями, я вздрогнул от его резкого выкрика, раздавшегося со стороны ямы.
– Сюда, скорей сюда, – призывно махал мне Воркунов лопатой, – я кое-что нашел!
Глава пятнадцатая
ПОСЛЕДНЯЯ МОНЕТКА П НОВАЯ НАДЕЖДА
Все, что в тот момент было у меня в руках, тут же упала на землю, и я, не чуя под собой ног, помчался к раскопу.
– Смотри, – торжествующе раскрыл, до той минуты сжатую ладонь Михаил, – что мне попалось!
Я подался к нему, и через секунду маленькая, тускло посверкивающая монетка очутилась в моей руке. Ни по размеру, ни по цвету она никак не тянула на полновесный наполеондор, но данные мелочи в ту секунду меня вовсе не занимали, Находка – вот что мигом поглотило мое сознание. Удача! Хоть какая-то!
Сняв с пояса флягу с водой, я ополоснул металлический кругляш и, выщелкнув из швейцарского ножа маленькую лупу, впился глазами в найденную монету. Вскоре все стало понятным. Из ямы, где мы рассчитывали отыскать как минимум полтораста килограммов золота, удалось достать только… 15 копеек серебром, датированных 1861 годом.
– Вылезай уж, Михайло, хватит, – помахал я монетой перед его глазами, – рыть дальше нет никакого смысла. Французское золотишко наверняка вытащил именно тот, кто потерял эту денежку. И произошло это событие почти 150 лет назад, уж точно после 31 декабря 1860-го. Так что заканчивай свою бодягу, шансов нам не оставили совершенно. Вот только эту памятную метку и презентовали, – вернул я монету. – Может, ее даже специально здесь бросили, как своеобразный намек потомкам.
Сокрушенно вздохнув, мой друг, опершись на мою руку, с явной неохотой выбрался из вырытого им окопа.
– Обидно… – только и произнес он, отбрасывая лопату в сторону, – обидно…
Вещички мы собирали молча, натужно сопя, будто пара сорванцов, у которых за шалости родители отобрали любимые игрушки. Разговор продолжили, только когда миновали проржавевшую будочку пастухов и вновь оказались на дороге, ведущей в Козяны.
– Я все понимаю, вот только одного никак не просеку, – недоуменно пожал плечами Михаил. – Как могла попасть сюда монета чеканки 1861 года, если поиски свои Яковлев с Бенкендорфом проводили гораздо раньше, в 1840-м?
– Ну, разумеется, – несколько невпопад отозвался я, – события здесь разворачивались спустя двадцать лет после тех событий. Теперь можно с уверенностью говорить о том, что пропавшие во время Отечественной войны бочонки были найдены гораздо позже. И, конечно, отыскали их совсем иные лица…
– Кто же тогда их нашел? У кого еще могли быть сведения об этом кладе? Ведь к тому времени «Дело №31» было надежно похоронено в архивах охранки под грифом «Секретно»! И вряд ли кто-то взялся его пересматривать.
– Пока непонятно, – отрицательно мотнул я головой. – Ясно только одно: клад не отыскали ни сам гренадер, ни его партнер Семашко, ни старина Ивицкий. К тому времени все они либо уже умерли, либо были глубокими старцами. Разумеется, отпадают и участники поисковой экспедиции 1840 года, по тем же самым причинам. Вот, может быть, их дети? Или внуки?…
– Так что же, наши монеты кто-то нашел совершенно случайно? – никак не мог успокоиться Воркунов.
– Это вряд ли. Ты бы, например, поехал когда-нибудь сюда что-либо разыскивать?
– Да ни в жизнь! – возмущенно воскликнул мой друг, поддергивая сползающие лямки рюкзака. – Тащиться в такую глушь с целью покопаться на досуге около какой-то там речки – нелепее занятия не придумаешь. Нет, нет, дружище. Я имел в виду, что на захоронку случайным образом наткнулся кто-то из местных жителей. Либо…
– Что замолк? – поинтересовался я, не слыша от приятеля никакой новой мысли.
– Сбивает с толку меня эта монета, – неохотно выговорил он, – что-то в ней не так.
– В самой монете?
– Да нет, в дате ее выпуска. И к тому же очень уж она новенькая на вид. Такое впечатление, что даже не была в обороте. Словно ее только что получили в банке, привезли сюда и бросили в вырытую яму.
– Давай рассуждать логически, – предложил я. – Мне почему-то представляется, что французский клад вытащили все же не местные обитатели. Они бы все раскопали сразу после войны 1812-го, когда визуально было хорошо видно то место, где французы копошились. И монета здесь могла лежать какого-нибудь 1810 года выпуска. Но через пятьдесят лет, когда все здесь замыли дожди и паводки, когда трава миллион раз вырастала и сгнивала… Нет, брат, шансов наткнуться на золото случайно не было ни у кого.
– Но кто-то же его разыскал! – горячился Михаил. – Хотелось бы понять, как они это сделали. В середине XIX века такого рода приборов, – демонстративно дернул он лямки рюкзака, – ни у кого не было во всем мире.
– Скорее всего, это был потомок, или потомки, одного из тех, кто принимал участие в более ранних поисках, – высказал я единственную пришедшую на ум догадку. – Больше просто некому. И если их перечислить одного за другим, то получится не так уж и много претендентов на сокровища.
– Начинай, – мигом согласился Михаил, – попробуй перечислить всех, кто мог принять в этом участие.
– Пожалуйста! Совершенно очевидно, что потомки первой тройки кладоискателей имеют наибольшие шансы, А в первой тройке, как понимаешь, всего трое: сам гренадер, Семашко и Антон Ивицкий, – принялся загибать я пальцы. – Вот, собственно, и все. Остальные отпадают по определению. Ведь ни Яковлев, ни Кочубей, ни граф Бенкендорф не знали самого главного – того района, где происходило захоронение монет. Они, как со всей очевидностью следовало из материалов «Дела», искали золото в совершенно другом уголке страны! И, естественно, остались с носом.
