времён снегопада с дождем. Кажется, даже местные не катались. Мертвая тишина, тьфу, мать её, чур меня!
Говорить не хотелось. Боб положил на колени укорот, и крутил на пальце ремень около антабки, внимательно глядя по сторонам. Я регулярно гладил цевье калаша, на который сменил СВД. Винтовка, пока я за рулём, мне не нужна, больно уж она длинная и неразворотистая, а калаш в тесноте машины будет в самый раз.
Мы оба были на взводе. Тишина и запустение реально пугали. Не должно быть так, это ненормально. Разум не хотел принимать такую картину, и страхом и беспокойством подавал сигнал: беда… беда…
Небольшая деревенька на трассе, чье название я так и не увидел из-за заметенного указателя, была вымершая. Без всяких «казалось», «наверное» и «как будто». Следов на снегу не было, дым из труб стоящих вдоль дороги домов не шел, калитки открыты и заметены снегом, несколько домов просто сгорели. Рядом с одним из них стоял сгоревший остов трактора с прицепленной железной телегой, тоже сгоревшие. Боб долго смотрел на них, пока не скрылись из виду.
Мы медленно катились по занесённый дороге, иногда сбавляя скорость на переметах, включая и выключая полный привод.
— Ваще жесть, — выразил общее мнение я.
— Ага. Слышь, Макс, они тут кажись, от этой инфекции вымерли…
— Обоснуй.
— Да там магазин придорожный и кафешка, я тут несколько лет назад был. Тут маршрутки останавливаются, типа на перекур и поссать сбегать. Если что, так эта кафешка реальный рассадник заразы на всю трассу, получается. А в телеге, которая с трактором, кажется люди были. Точно скелет горелый я там видел, братан. Телега полная.
Я не ответил, лишь головой помотал, отгоняя жуть. Воображение разыгралось, я живо представил, как фигуры в балахонах и противогазах вытаскивали умерших людей на телегу, потом просто подогнали к большому срубу и спалили вместе с трактором и всем содержимым.
Или этим занимался местный житель. Вояки наверное просто всё спалили бы к чертовой матери, вообще всю деревеньку, и не заморачивались бы с телегами да жмурами. Меня от такой картины аж до мурашек пробрало, как я только представил себя на месте человека, проводивших всю деревню, всех друзей и знакомых на погребальный костер.
Ещё с пол часа ехали молча, думая каждый о своем. Скорость была небольшая, километров сорок-пятьдесят в час, как раз чтобы не рвать двигатель на заснеженной нечищеной дороге. И то, временами въезжая в снежный перемет приходилось включать полный привод.
Боб смотрел в бинокль и по сторонам, иногда гулко кашлял и, открыв двери уазика, отплевывался на обочину, наблюдая, как плевки уносятся назад.
— Ты мне там борта не засморкай, толстый, — бухтел я, лишь бы что-нибудь сказать.
Как вдруг, в один из таких моментов, Боб открыл дверь, отплевался, замер, и каким-то деревянным голосом позвал меня:
— Макс… Маааакс, гля…
Я сбросил газ и попытался поглядеть, что там Боб увидел. Но он загораживал обзор, почти вывалившись из приоткрытой двери УАЗа, и из-за его спины ничего не было видно.
— Ну чё там, не вижу?!
Друг повернулся ко мне, и на лице легко читалось изумление, а в глазах плескался ужас.
— Да блядь что там такое?!
— Пиздец…
Я психанул, испугался тоже и остановил машину. Широко открыл дверь и встал в полный рост, схватившись за багажник на крыше. Посмотрел в ту сторону, куда продолжал неотрывно смотреть Боб… потом секунду пытался понять, что я вижу… потом в руках появилась слабость, я отцепился от багажника и прыгнул из машины. Обошел ее, чувствуя, как ужас растекается по ставшим вдруг ватными ногам. И уставился в небо.
В ярко синем небе, на горизонте, словно неведомые быстро растущие растения, устремились ввысь маленькие блестящие точки, оставляя за собой утолщающиеся назад белые дымные хвосты. Некоторые уже были высоко, и по дуге уходили куда-то на север, другие ещё поднимались над лесом, словно видео из репортажа о Байконуре времён освоения космоса.
Даже говорить ничего не было нужно. Сейчас, в почти безветренный морозный и солнечный день мы с другом стали свидетелями окончательного крушения этого гребанного мира. Какой бы он ни был, как бы мы к нему ни относились, как бы ни хаяли его в минуты трудностей — но это был НАШ мир, в котором жили мы, наши друзья, знакомые, коллеги и родители. Это был НАШ мир, и другого у нас не было, и быть не могло. И эти ракеты, пошедшие на какие-то неведомые нам цели, стали зримым свидетельством его конца. Грубого, безжалостного и страшного конца. Из моих глаз внезапно потекли слёзы.
Через мгновение я осознал, что Боб уже минуту орет мне что-то, и, видимо не достучавшись до моего сознания, просто схватил меня за плечо и резко дёргая начал запихивать меня на сиденье пассажира.
— Щас ответка может прилететь! — орал друг. — Валить отсюда надо, быстро!
Захлопнув перед моим носом дверь, он побежал на сиденье водителя, запрыгнул в машину и дал по газам. УАЗик дернулся как паралитик, вильнул задницей и начал медленно набирать скорость, далеко выбрасывая назад снег протектором.
— Макс, где должен быть съезд с дороги? Где тебе Ермек рисовал, а? Давай, бля, просыпайся!
И, не надеясь на слова, внезапно сильно похлопал меня здоровенный лапищей не то по плечу, не то по загривку. Встряска внезапно вернула меня на землю, и я словно включился. Снял очки, вытер глаза рукавом и высморкавшись на дорогу, открыв дверь по примеру Боба, я ещё раз глянул на небо. Большинство ракет уже скрылось где-то высоко и далеко. Зато сзади, далеко на ровной дороге, мне показалось какое-то движение. Схватив бинокль и рискуя выпасть из машины, я поглядел назад.
— Боб, сзади кто-то едет, — перекрикивая шум мотора и ветра заорал я. — Кажись снежики и грузовые машины. Боб, бля, там целая колонна хуярит!
Боб поглядел в зеркало заднего вида, набычился и ускорился. Машина на снегу стала сильнее вилять, и я захлопнул дверь.
— Макс, ты как? — озабоченно спросил Боб.
— Норм.
— Тогда садись за руль. Я боюсь не удержать твою колымагу, УАЗик вообще ни разу не Газель, так что как-нибудь сам на своих дровах катайся. Виляет как блядь на променаде, того и гляди улетим в кювет.
— Можно подумать, твоя Газель не дрова, — оскорбился я, но тему развивать не стал.
Боб тормознул и мы быстро произвели рокировку. Сзади явно догоняли.
Ещё минут через пять я уже без бинокля различал, что сзади, следом за снегоходами на полной скорости несутся грузовые КАМАЗы и ЗИЛы. Черт, черт,
