— Какой из меня укротитель, достопочтенный Хармсдоннер. Священник я, — Иеро хотел подняться, но присутствие Лоры удержало его в постели. Всей одежды на нем — медальон статис-поля. Как снимал с себя медальон, Иеро помнил — перед погружением в нору Сайрена. Но кто и когда его надел?
— Идем, дочь, идем, — старшина, видно, заметил намерение Иеро. — Я к вам зайду попозже вместе с Брасье, нужно посоветоваться.
— Я буду ждать.
Он остался наедине с шаманом.
— Люди Льда благодарен тебе, мой светлый брат. Наши женщины ушли на материнский остров, мир и покой снизошли к нам.
— Я рад, мудрый Шугадан-Оглы.
— А уж мы-то как рады, — ответил шаман куртуазной фразой седой древности. Не зря ответил, мудрый Шугадан-Оглы слова зря не молвит.
Иеро не нашел, чем продолжить беседу и промолчал. И то, молчание, оно не золото, чем больше даешь, тем богаче становишься.
Молчал и мудрый Шугадан-Оглы. Вот так, в молчании, и зарождается понимание.
Наконец, шаман поднялся.
— Светлым людям зачем-то нужны зерна тишины. Не знаю, зачем. Люди Льда оставляют тишину мертвым. Но светлые люди вольны думать иначе. Я обещал показать тебе место, где много зерен тишины. Я покажу тебе это место. Если мой светлый брать хочет, я покажу его прямо сейчас.
— Хорошо, мудрый Шугадан-Оглы. Дающий быстро дает дважды, — удачно пришло в голову изречение величайшего Лек-Сия.
— Тогда собирайся, мой светлый брат.
Собрался Иеро быстро. Одежда его, вычищенная, лежала рядом. Интересно, кто ее чистил. И кто ухаживал за ним все эти дни? Мудрый Шугадан-Оглы? Ой, вряд ли…
— Люди Льда хотят поднести тебе дар. Тебе, не светлым людям, — шаман достал из-под ложа длинный сверток, обмотанный шкурою, начал медленно разворачивать. — Много лет назад мой прадед нашел это в краю огненных гор. Ни один из воинов Людей Льда не привык к такому оружию. Тебе же оно будет впору.
Мудрый Шугадан-Оглы извлек, наконец, подношение. Длинный кривой меч в ножнах.
Шаман передал его Иеро. — Ножны изготовила дочь вождя Людей Льда, узнав, что ты убил Озерного Сайрена.
— Я… Я тронут, — Иеро с поклоном принял меч. Обнажил. Сталь будто живая, подернутая дымкой. У рукояти — клеймо. Пентаграмма, внутри неправильная четырехлучевая звезда и буквы, три «Си» и одна «Пи». Знак Нечистого? Кажется, он что-то слышал про древнюю Империю Зла, что лежала к западу от Камляски. Но это неодушевленная вещь, и потому неважно, ковали клинок в подземных мастерских Мастеров Тьмы или в Кузнице Мира по ту сторону Лантического моря-окияна. Святою водой окропит, молитву прочитает — и будет клинок орудием Христова война пера Иеро.
Нужно бы попробовать, каков меч в деле, да неудобно — при шамане. Да еще в комнате. Поэтому он просто приспособил ножны под себя, подогнав ремни, и повесил его за спину.
Ноги шли нехотя, но шаман не торопился, шел степенно, как и подобает мудрецу. Он что, пешим пришел? Как мало ему известно о Людях Льда…
Нет, не пешим — у края поселка их поджидал паренек, державший на поводу лорса. Какой-то низкорослый лорс, и пропорции тела иные. А копыта, напротив, широкие. Верно, северный вид.
Паренек пропустил Иеро с шаманом вперед, а сам пошел сзади. Ну да, он его видел у Людей Льда, когда приходил туда с Роном.
Иеро подумал о Роне, и бодрость, появившаяся было то ли от воздуха, то ли от ходьбы, исчезла.
И сразу стало тяжело. Дойдет ли он до цели? Обидно будет опозориться.
Шаман остановился. Никакой медальон, никакое статис-поле не скроют бледность лица, одышку и пот. Рано он вскочил.
— Здесь, — сказал шаман.
— Здесь — что, мудрый Шугадан-Оглы? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Иеро.
— Очаг молчания.
— Благодарю, мудрый Шугадан-Оглы… — как и хватило сил сказать.
— Мой человек проводит тебя домой. А я пойду, — шаман повернулся и зашагал прочь. У Людей Льда свои представления о приличии. Уходя — уходи.
Паренек подвел к Иеро лорса. Лорс встал на колени — то еще зрелище. А иначе Иеро сам бы и не забрался бы в седло.
Паренек молча повел животное в поселок. К концу пути Иеро чувствовал себя получше — и соскочил на землю довольно-таки ловко. Не упал.
И в дом вошел самостоятельно, и опять не упал. И до ложа дошел, а что лег сразу, то ложе на то и предназначено — лежать на нем.
Он слышал, как удаляются прочь лорс и круглолицый паренек. Нет, понял он, дело тут не в особой чуткости ушей. Дом выстроен так, что служит большим ухом, вот и слышно шаги всякого приходящего. И уходящего.
Умно построил дом пер Кельвин. Если статис-поле заглушает ментальные звуки, следовательно, нужно усилить звуки физические. Пионерское поселение не позволяет благодушествовать — вдруг подкрадется враг?
Но все-таки враг сумел прокрасться к перу Кельвину и к Рону. Как? Стоп-стоп-стоп, как сказал бы наставник. Не торопись Иеро, не делай поспешных заключений. Почему это он решил, что враг подкрался незаметно? Потому, что не было следов борьбы? Но все равно, врагу трудно застигнуть врасплох и опытного священника, и уж тем более Рона, знавшего о смерти в этом доме. А вот другу застигнуть врасплох легко. Врагу под маскою друга. Обыкновенному поселенцу, которого ни пер Кельвин, ни Рон врагом не считает. Человеку, к которому спокойно поворачиваешься спиной. Человеку, к которому спиной может повернуться и он, Иеро.
Он представил, как поворачивается лицом к безликой фигуре. Повернулся — и на шею накинули веревку!
Нет, не сходится. Он бы не стал спокойно стоять. Попытался бы наступить каблуком на ногу противнику. Ударить локтем в живот. Нагнуться и ухватить за ногу — в семинарии их учили защищаться. Конечно, никакой уверенности в том, что он — или пер Кельвин — отбились бы от противника, не было. Но были бы, обязательно были бы следы борьбы. Та же веревка истерла бы шею во многих местах. А у Рона полоса аккуратная, он сам видел. А если нет следов борьбы — не было и самой борьбы. Точнее, — поклон в сторону Аббата Демеро, не было следов физической борьбы.
Иеро лежал и размышлял. Слабость ушла, пот высох, и только сердце колотилось в груди тяжелым кузнечным молотом, отзываясь в висках молотками подмастерьев.
Он проделал дыхательные упражнения, унимая и сердце, и разыгравшуюся фантазию. «Не пугай себя криком», говорил величайший Лек-Сий. Сердце должно быть горячим, руки чистыми, а голове полагалось оставаться холодной — как гласило другое изречение великого мудреца. Стала ли холоднее голова Иеро он не знал — «нельзя измерить собою себя», но молоты в висках перестук прекратили.
Он полежал, опрашивая каждый орган, способ, которым он пренебрег сразу после того, как очнулся. Сухожилия и мышцы требовали разминки, сердце — умеренности в ближайший день или два, но в остальном проверка показала, что он, Иеро, парень хоть куда. И прошла проверка куда лучше, чем на занятиях в семинарии. Все ведь всерьез, а это заставляет быть куда собраннее, ответственнее.
