В дверь слышится вкрадчивый стук, и Астратов с досадой прерывает свой монолог, чтобы крикнуть: «Да-да, войдите!»
Молодая женщина в стандартном наряде ресторанной официантки: белая блузка, черная мини-юбка, туфли на высоком каблуке и белая шелковая повязка вокруг головы — вкатывает в комнату столик на колесах, уставленный чашками, тарелками, заботливо накрытыми крышками, и прочими столовыми принадлежностями. В центре возвышается, как башня, массивный термос с краником.
— Доброе утро, — приветливо улыбается мне вошедшая. — Ваш завтрак, Владлен Алексеевич! За вами поухаживать или вы сами справитесь?
— Сами, сами, — нетерпеливо говорит за меня Астратов. — Мы ведь уже не маленькие, Света, так что самообслуживание нас вполне устраивает.
Мне ничего не остается, кроме как добавить: «Спасибо большое», — и девушка Света удаляется, оставив тележку возле меня.
— Ну что ж, — говорит Астратов, обозревая столик. — Чтобы ваш завтрак не остыл, постараюсь уложиться в пару минут… Собственно, вывод из всего вышесказанного ясен: необходимо параллельно с розыскными мероприятиями осуществлять проверку «невозвращенцев». По крайней мере, тех, что были нами выявлены и в настоящее время доступны для этой работы…
— И это вы хотите поручить мне? — перебиваю я своего собеседника.
Он усмехается:
— Какой вы догадливый, Владлен Алексеевич!
— Но почему именно я? — фальшиво удивляюсь я, хотя уже предвижу ответ на свой вопрос. Однако то, что говорит Астратов, поражает меня больше, чем я предполагал.
— Потому что именно вы, — прищуривается руководитель Раскрутки, вновь становясь похожим на киношное воплощение бьющей через край добродетели в образе Тома Хэнкса, — должны знать о Дюпоне больше чем кто-либо. Я надеюсь, вы нам еще расскажете о своем пребывании в качестве заложника у этого маньяка. Как вы и сами должны понимать, нас интересует абсолютно все: о чем вы с ним разговаривали, какие сведения он вам посчитал возможным доверить, кто из его приближенных мог участвовать в его безумной затее по уничтожению планеты и так далее… А может, мы напрасно теряем время, и вам известно, как и каким образом Дюпон собирался привести в исполнение свою угрозу?
Подавшись вперед, Астратов с таким жадным любопытством буравит меня взглядом своих темных глаз, что мне становится не по себе. Словно это не Дюпон, а я сам заложил мину замедленного действия, способную отправить всю Землю в тартарары.
— Нет, — качаю я головой и с обидой добавляю: — Да за кого вы меня принимаете? Неужели вы думаете, что если бы я знал это, то молчал бы до сих пор, как первоклассник, разбивший окно в директорском кабинете?!..
— Что вы! — отводит свой взгляд «раскрутчик». — Конечно, нет… Но мало ли — может, вы просто не придали значения каким-то деталям… Это я так, к слову.
А ведь еще немного — и ему придет в голову идея подвергнуть меня процедуре сканирования памяти. С такого станется пустить в ход и гипноз, и спецпрепараты, и прочие методы копания в моих мозгах…
Постой, постой, а откуда ему известно, что я был в контакте с Дюпоном вплоть до самой гибели — и его, и моей?
Даже Шепотин этого не мог знать. Сомневаюсь, что об этом знал еще кто-то из «раскрутчиков». Слегин вряд ли посвящал своих помощников в историю моего похищения, потому что иначе ему пришлось бы и раскрыть тайну моих экстраординарных способностей к воскрешению мертвецов.
К тому же все участники операции скорее всего тоже погибли. Я не знаю, что этот придурок Дюпон взорвал, но это был не обычный тротиловый заряд. Если это было термоядерное устройство, пусть даже мощностью всего в несколько килотонн, то все живое до самого горизонта было бы уничтожено — тем более если учесть, что дело происходило в открытом море, где нет никаких естественных препятствий ни для вспышки, испепеляющей все на своем пути, ни для ударной волны, сметающей, как скорлупки, океанские суда на своем пути. От всех находившихся в эпицентре того взрыва не должно было остаться ни молекулы, по которой можно было бы впоследствии судить о наших личностях…
» Так откуда же Астратов знает об этом? Я уже наполовину озвучиваю этот вопрос, как вдруг догадка вспышкой озаряет мое сознание. — Вы что — нашли его? — спрашиваю я, вскакивая с кресла так резко, что задеваю столик, и посуда на нем отзывается стеклянным звоном. — Он жив? Где он?!..
Несмотря на то что я пользуюсь исключительно местоимениями, Астратов догадывается, о ком идет речь.
Вместо ответа он лишь заговорщицки ухмыляется, потом идет к двери и распахивает ее настежь.
До меня доносится топот бегущего ребенка, и в комнату, чуть не врезавшись в Астратова, врывается чернокожая девчонка с множеством миниатюрных кудряшек на голове. На ней чересчур просторный спортивный костюмчик и ослепительно белые кроссовки. Огромные блестящие глаза недоверчиво впиваются в меня, рот распахивается в ослепительной белоснежной улыбке. Она вынуждена притормозить и остановиться, потому что сервировочный столик преграждает ей путь.
Я стою столбом, не в силах оправиться от шока, и зачем-то пытаюсь разглядеть в личике негритяночки знакомые черты.
Потом тупо спрашиваю:
— Это ты, Булат?
И с облегчением слышу в ответ звонкий детский голосок:
— Сколько раз я тебе твердил, Лен, дубина ты стоеросовая, что не люблю, когда меня называют по имени! Запомни раз и навсегда: для всех, и для тебя в том числе, я — Слегин! Понял? Слегин!..
Столик вновь жалобно звенит посудой — на этот раз от того, что врезается в стену после сильного толчка.
Но на него никто не обращает внимания.
Краем глаза я вижу, как в дверь заглядывает чья-то голова, издает неопределенное восклицание и вновь исчезает. Неудивительно: зрелище, которое предстало ее взору, способно выбить из колеи любого нормального человека: посреди комнаты чисто по-мужски тискают друг друга в объятиях и хлопают по спине белолицый мальчик и девочка-негритянка.
— Значит, никаких особых примет у него не было? — уныло спрашивает Слегин.
Я усмехаюсь:
— По-твоему, если бы у него были шрамы на морде, разноцветные глаза или татуировка голой бабы на заднице, это помогло бы нам теперь?
— Да ну тебя! — хмурится он. — Я же имею в виду не внешние признаки, а чисто психологические особенности — манеру поведения, привычки, жесты, любимые словечки… Ты даже не представляешь, насколько это въедается в человека. В принципе, каждый с возрастом приобретает определенные маркеры личности и характера и, помимо своей воли, проявляет их в той или иной ситуации…
Нет, ну разве от такого не может поехать крыша, если черная как сапог девчонка с толстыми губами, огромными карими глазами, белоснежными зубами и мелкими кудряшками изъясняется, как взрослый мужик?! Хотя, если вдуматься, то и ты в глазах своего друга выглядишь не лучше: пятилетний белобрысый пацан с тощей шеей и дурацким чубчиком, зачесанным набок. Интересно, привыкнем ли мы когда-нибудь к нашему новому обличью или так и будем мысленно представлять друг друга такими, какими мы были раньше?..
