Подперев рукой подбородок, Пилар предавалась созерцанию довольно объемного сундучка, до самого верха забитого жемчугом, золотыми цепями, тонкой работы кубками… Сундук стоял прямо на полу, и последние лучи солнца играли в гранях крупного бриллианта, украшавшего прекрасную диадему. Испанка осторожно, обеими руками взяла украшение. Примерила. Да, если этой великолепной вещи чего-то и не хватало, то только ее черных волос и надменных карих глаз. Они не сияли, подобно звездам, но поражали глубиной и скрытой силой. Красавица! Все еще красавица. На островах это редкость в ее возрасте. Жизнь не щадила Пилар Вальдоро де Медина, но время обошлось с ней гораздо мягче. Несмотря на потерянные годы и пролитые украдкой слезы, она все еще неотразима. И зеркало подтверждало это.
Дверь за спиной Пилар бесшумно отворилась, и в комнату шагнул корсар. Испанка не обернулась, продолжая вглядываться в черную пустоту зеркала.
– Вы необыкновенно прекрасны, Пилар, – произнес Рик, ничуть не лукавя.
Женщина грустно улыбнулась:
– Уже старуха.
– Вам не дашь больше двадцати пяти, – возразил корсар, слегка покривив душой.
– И, тем не менее, мне уже тридцать шесть.
На лице испанки, смывая удовольствие, проступило сожаление. Гость поспешил сменить тему.
– Вы отлично сыграли свою роль, Пилар. Я сам готов был заложить душу дьяволу, что вы – покойница.
– Еще бы. За такой гонорар, – женщина рассмеялась тихим, довольным смехом, – этот скупец копил деньги всю жизнь, отказывая сыну и жене в самом необходимом. Поверите ли, сеньор Гомес, мы ни разу не были в Мадриде.
– Охотно верю, – кивнул Рик, – однако вы неплохо отомстили ему, Пилар. Здесь ценностей на полмиллиона, и это только ваша доля. Теперь вы богаты, а значит – свободны.
– Руис убит? – спросила женщина. Голос ее не дрогнул, выражение лица не изменилось.
– Мне незачем было его убивать, – отозвался Рик.
– М-м… Я бы предпочла, чтобы вы его убили. Хотя бы за то, что он католик.
– Так ведь и вы – католичка, – невольно улыбнулся Рик.
Пилар улыбнулась в ответ. Закат наконец погас, и в темноте комнаты светились только ее глаза. Бесшумно она скользнула с кровати. К Рику.
– Я – другое дело. Я – женщина.
– Это трудно не заметить, – признался Рик. – Но что вы еще хотите, Пилар.
– Освободите меня от мужа, – прошептал низкий бархатный голос – закончите то, что вы так хорошо начали, сеньор Гомес. И забирайте половину того, что в этом сундучке. Это много.
– Много, – согласился Рик.
Он не отстранился от испанки, но так произнес это «много», что сама Пилар невольно отпрянула.
– Я не торгую кровью, – продолжал Рик, словно не заметив ее испуга, – ни своей, ни чужой. И я пришел потому, что хотел просить вас об услуге.
– Об услуге? – холодно повторила женщина.
– Два моих человека должны как можно скорее попасть в Маракайбо.
– В Маракайбо… – снова повторила Пилар.
Женщина стояла совсем рядом, но была далекой, как та звезда, что заглядывала в окно спальни.
– Почему я должна помогать вам? Ведь вы не хотите помочь мне.
– Эти люди – враги Родриго Вальдоро, – ответил Рик.
– Это меняет дело, – после минутного молчания отозвалась испанка. – Враги Вальдоро – мои друзья. Я помогу вашим людям, сеньор Гомес.
Рик кивнул, словно другого и не ожидал, поцеловал руку Пилар и вышел. Спускаясь по мраморной лестнице в сад, он думал о судьбе этой незаурядной женщины. Они познакомились пять лет назад. «Фортуна» захватила испанскую шхуну «Сан-Фернанде», принадлежавшую дону Руису де Медина, и это был самый крупный приз за всю пиратскую карьеру Рика. Пилар и ее двенадцатилетний сын оказались пленниками на «Фортуне», но не расстроились по этому поводу. Высокомерное мужество испанки не поколебала даже потеря денег. Однажды она разоткровенничалась и поведала Рику, что жизнь ее – сущий ад, муж – скупой негодяй, а сама она – скорее заложница, чем жена. Тогда он только посмеялся, а сейчас задумался. Пилар было семнадцать лет, когда ее выдали замуж против ее воли за старый и насквозь порочный денежный мешок. С тех пор она не знала счастья.
Отчего-то вспомнилась… та английская девушка. Ей вроде бы девятнадцать? И ее тоже ждал немилый брак. Он это понял сразу, хотя Ирис горячо возражала… Пожалуй, слишком горячо. Эту смелую и гордую девушку просто продали. Как и Пилар.
А потом еще невольно вспомнилась Юлька. Давно не вспоминалась, а тут вдруг встала перед глазами, как живая: большие глаза с прищуром, неровно подстриженная челка, по моде, открытая улыбка, уверенная и доброжелательная. Она была моложе Ирис. Но решала сама. И если бы кому-то пришло в голову лишить ее этого права… да хотя бы попытаться, Юлька первым делом безмерно удивилась бы. И только потом стерла бы придурка в сахарную пудру.
Рик все еще хранил засушенный голубоватый цветок, каким-то чудом сбереженный среди всех несчастий. Цыганка сказала – береги… иначе не вернешься. Но – вернуться куда? Родители уже смирились с потерей сына. Тем более что, кроме него, в семье еще двое. Наверное, они уже бабушка и дедушка. А Юльке за тридцать… Как сложилась ее жизнь? Дай Бог, чтобы хорошо. Такая девушка заслуживала счастья.
Над городом висела золотая луна. Свет в доме так и не зажгли. Эта душная ночь была последней в Сантьяго-де-лос-Кавалерос. С рассветом Рик собирался отплыть. Эскадра пиратов взяла богатую добычу и почти не потеряла людей. Но сам капитан расценивал поход, как неудачный. «Стейк» исчез. Не появлялся он ни в Порт-о-Пренс, ни в Сан-Педро-де-Макорис, не видели его ни в одном французском или испанском порту. Шхуна Керби Клейна пропала со сцены Карибов, словно сомкнулись над ней вечные воды. И вместе со шхуной исчезла Ирис Нортон, которую он тоже обещал беречь. Отыскать ее следы капитану так и не удалось.
– Эспаньола, – подумал Рик. – Чертовски далеко от Тортуги. И чертовски близко от Золотого острова. Сказать ли об этом Харди?..
Дэнни Расвен неслышно подошел сзади и встал рядом. Ночь была безоблачной, и друзья долго, молчаливо рассматривали рисунок знакомых созвездий. Небесные знаки могли многое рассказать моряку. В основном о том, куда вести корабль, но также и о том, какая ждет погода. И даже минует ли тебя сабельный удар или шальная пуля, и верна ли тебе подруга. Но сейчас друзья не вычисляли курс и не гадали, а просто любовались вечной красотой, недосягаемой для мелких человеческих страстей и амбиций.
* * *
Маракайбо – это был небольшой портовый городок, каких на берегах испанского Мэйна было если не много, то уж и не мало. Он мирно спал, поскольку была как раз середина ночи. Чуть поскрипывали деревянные вывески на ветру, и дома с острыми двускатными крышами слепо смотрели в ночь, отгородившись от мира витыми решетками.