— Завал, — устало прокомментировал Эрнест и опустился на ближайший к нему камень. — Дальше хода нет.
"Обвал в отделе генетики", — вспомнилось Игнату.
Вероятно, именно об этом говорил автор дневника. И все четыре нижних яруса отошли нави, и ни одна живая душа больше не проникнет в тайное подземелье.
— Можно динамитом взорвать, — сказал Эрнест. — Только нет у нас такого добра, да и опасно — вся конструкция просядет. Видно, не зря черти обманом славятся. И над тобой насмеялись.
Игнат молчал, оглядывал осевшую породу, что занимала собой всю стену, в которую и уперлись путники.
"С навью у меня свой разговор…" — так сказал изгнанный из пекла черт. А, значит, был и у него свой расчет. Надеялся он на Игната. Потому и ключ передал.
— Нет, — покачал головой парень. — Видать, плохо мы искали. Сердцем чую, что здесь заветная дверца.
— Ну, если чуешь, — усмехнулся Эрнест. — В такой вони, как здесь, только сердцем и можно чуять. Неровен час, наглотаемся дряни.
Он махнул рукой, и вдруг замер. Потянул носом воздух и тут же закашлялся. Заслонился рукавом.
— Показалось, — пробормотал он.
Поймал удивленный взгляд Игната и, усмехнувшись, пояснил:
— Почудилось, что ванилью со стороны пахнуло. Вот как от тебя, когда за черта принял.
Новый порыв сквозняка забрался под ворот, пробежал мятным холодком по коже. Запах гари и сладости — шлейф, всегда сопровождающий навь. Игнат попробовал принюхаться тоже, но резкая вонь химикатов обожгла слизистую, и парень опустил нос в ворот тулупа.
— Откуда же? — сипло проговорил он.
Эрнест привстал, потянулся вправо.
— Может, и нет… Только у меня с детства нюх, как у собаки. А ну…
Склонив набок голову, как заправская легавая, он пошел вдоль стены, попеременно закрываясь то одним рукавом, то другим, но, наконец, остановился возле самого края завала.
— Здесь. Подойди-ка!
Игнат подошел. Действительно, даже сквозь химическую вонь ощущался легкий и сладковатый запах ванилина.
— Как странно, — пробормотал Эрнест.
— Погоди.
Игнат подошел к завалу. Из-под обваленной штукатурки торчал край металлической створки, отступающий от стены на два пальца.
— Никак, дверь.
От волнения сердце забилось быстро и гулко. Игнат попробовал подцепить пальцами кусок штукатурки, но мешали обломки арматуры и спрессованная порода.
— Давай-ка я попробую, — пришел на помощь Эрнест.
Он подобрал с пола плоский и твердый камень и, используя его, как мастерок, принялся счищать сверху прилипшую породу. Она принялась осыпаться целыми пластами, открыв под собой петли и двойные створки. Теперь запах ванили стал сильнее, и это еще больше воодушевило Игната. Растаскивая валуны голыми руками, ему казалось, что и мертвая Званка помогает ему, и дело шло на лад, и камни с грохотом осыпались вниз. Наконец, Игнат остановился.
— Ну что же ты? — с придыханием произнес Эрнест. — Открывай!
— А ключ? — растерянно отозвался Игнат.
Эрнест отмахнулся. Не церемонясь больше, он ударил кулаком по перекошенной двери. И они скрипнули, соскочили с петель, приоткрыв полную пыли и прелости утробу. Эрнест разочарованно сплюнул.
— Очередная трансформаторная будка, — в сердцах проговорил он. — Было бы ради чего силы тратить.
Это, действительно, был никакой не потайной ход. За резными дверями оказался цилиндрический постамент с рычагами, а сбоку постамента виднелось причудливое треугольное отверстие.
И силуэт отверстия показался Игнату знакомым.
Сердце заколотилось так сильно, что парень прижал к боку кулак. Ему показалось, что гулкое биение наполняет застывший, пропитанный химической вонью и сладостью воздух, так что его могут услышать спящие в колбах чудища.
Тем временем Эрнест просунул голову в распахнутые створки, присвистнул и весело глянул на Игната.
— Ну что, парень? Получается, нашли мы заветный замочек, а? Видать, не трансформатор это.
Он рывком сорвал едва держащуюся на петлях дверцу, приоткрыв тянущиеся от постамента поршни и провода.
— А что тогда? — Игнат подошел тоже — медленно, как в детстве продирался по илистому дну через толщу воды.
Осторожно провел ладонью по округлому боку постамента — кожу холодило прикосновение металла, покрытого оледеневшими наростами: по-видимому, сюда долгое время капала вода или какая-то другая жидкость, маслянистая и перламутровая, оставившая на полу радужные разводы. Под левым крылом птицы, выгравированной на постаменте, натекла целая лужа, и оледенела, глянцево поблескивая под пляшущем лучом фонарика.
"И по левое крыло от нее бьет мертвой воды ключ, а по правое — воды живой…"
Игнат провел пальцами по перламутровым потекам, осмотрел уходящие вверх перекрученные канаты проводки. В некоторых местах она провисла от обвалившейся породы, но не оборвалась. Заржавленные механические сочленения напоминали лапы гигантского сенокосца, висящего вниз головой.
— Вот сейчас и проверим, что это, — сказал Эрнест.
Он достал ключ и приладил его к треугольному отверстию постамента. Треснула и осыпалась корочка льда.
— Погоди, — запоздало сказал Игнат.
Почему-то мучительно защемило в груди, и навалилась тоска — Игнат сам не понял, откуда она взялась. Это не была тоска ни по мертвой Званке, ни по уехавшей на родину Марьяне. Может, это была та тоска, которая накрывает первооткрывателя, когда он покоряет неприступную вершину и находит там уже кем-то оставленный флаг. Эта тоска шепнула: "Не ты первый. Не твоими руками открывается тайна, да и может ли кто-то другой прикоснуться к ней? Ведь известно, что только души чистые и безгрешные могут добыть мертвую воду…"
Но спорить было поздно.
Ключ провернулся в закосневших пазах — с таким трудом, что Эрнесту пришлось приложить усилие, и тогда раздался мучительный лязг и скрежет. Внутри постамента что-то застонало, треснуло с хрустом ломающейся кости. Высоко над головами по обвисшим жилам проводов пробежали белые искры. А затем рычаги дрогнули и повернулись вокруг оси, и это напомнило Игнату, как когда-то в детстве он брал с бабушкиного трюмо резную коробочку и тянул за ручку сбоку — тогда откидывалась крышка и фарфоровая балерина начинала крутиться на одной ножке под хрустальный перезвон старинной мелодии.
Рычаги повернулись снова, теперь уже плавнее, словно, наконец, преодолели сопротивление вековой ржавчины. И тогда Игнат облизал губы и сказал:
— Я не знаю, что это. Но знаю одно: это очень похоже на старую механическую шкатулку, которая долгое время простояла без дела. А теперь ты завел ее, Эрнест.
