— Да, идиот, я истекаю кровью из-за того, что у меня хватило мозгов поваляться в осколках на полу, — отрезала я. — И если я сейчас же не обработаю рану, завтра ты пойдёшь до Москвы один.
Я вырвала свои запястья из хватки Маковецкого, и поспешила к лестнице.
— Стой, стой!.. — бросил Артём, опережая меня и бегом спускаясь по лестнице. — Я помогу.
— Слушай, я сама разберусь, — раздражённо ответила я, когда он вернулся с аптечкой, схватил меня за запястье и повёл обратно в комнату.
Ну, всё. Напился, а теперь начинается театр.
— Так, раздевайся, — хладнокровно сказал Артём, сложив руки на груди, перед этим усадив меня на кровать.
— Что? — опешила я.
— В смысле майку приподними, я сделаю тебе перевязку, — без всякого намёка на юмор, сказал Артём, доставая бинт и мазь из аптечки.
У меня не было времени спорить. Пришлось довериться ему. Однако пока Артём помогал мне остановить кровь и обработать рану, от него не последовало никакого намёка на интерес ко мне. Что меня вообще-то не удивляло. Чего ему я, когда у него толпы грудастых и длинноногих поклонниц.
— Всё. До завтра точно заживёт, если ты не будешь прыгать через голову и слишком активно махать руками, — сказал Артём, собирая лекарства в маленький чемоданчик и присаживаясь на кровать рядом со мной.
— Да уж, — буркнула я. — Надеюсь. В любом случае, спасибо. Кстати, Маковецкий, у меня к тебе вопрос.
— Я на всё согласен, — пожав плечами, ответил Артём. — Если это включает в твою просьбу кожаную плеть и наручники.
Я не сдержала улыбки.
— Нет, боюсь, что с этим не ко мне.
— Очень жаль, — с наигранной грустью вздохнул Артём. Он сложил руки на груди и прикрыл глаза. — Так что тебе надо?
— Будь добр, покорми утром собаку, — ответила я, отворачиваясь и начиная тихонько смеяться.
Артём в недоумении уставился на меня.
— Ты совсем ненормальная, Орлова? — возмущенно спросил он. — Если ты будешь так откармливать свою псину, он скоро и тебя сожрет.
— Нет, я серьёзно, — сказала я, глядя на Артёма.
Тот улыбнулся, затем схватил меня за локоть и притянул к себе.
— Я знаю, — сказал он, затем коснулся губами моей скулы.
Я смущённо посмотрела на него, не улыбаясь и не моргая, распахнув глаза и думая о том, что такая близость не просто непривычна для меня, она просто мне не знакома. И с одной стороны всё это было очень волнительно, с другой — мне хотелось бы оказаться одной где-нибудь в далеком уголке этого дома.
Я начала понимать, что Маковецкий уже слишком пьяный, чтобы понимать, что он делает. Знаем мы таких, видели. Нет-нет-нет.
— Артём, — отодвигаясь в сторону, сказала я.
Слава Богу, больше ничего не произошло. Маковецкий так же быстро отстранился от меня, как и коснулся. Так, будто бы ничего и не было.
— Тебе надо поспать, — сказал он серьёзно. — Завтра мы рано выдвигаемся.
— Да, хорошо, — ответила я, не глядя на него. — Спокойной ночи.
Маковецкий ушёл, и я легла в кровать, с трепетом вспоминая последние мгновения этого долгого дня.
* * *
Огонь потрескивал, догорая в камине, сжигая оставшиеся сухие ветки. Гостиная старого дома рыжела в отблесках скачущего пламени, что причудливыми тенями отражалось на стенах.
Артём молчал, прикрыв воспалённые от пыли и усталости глаза. Денёк выдался не из лёгких, давно ему так не везло на приключения. И как долго тянется время, как долго длится эта ночь. Шёл четвёртый час утра, а до четырёх Артёму точно не удастся прилечь.
Маковецкий чиркнул зажигалкой и прикурил сигарету.
Маша уже давным-давно спала. Маша… Мария Орлова. Артём саркастически ухмыльнулся. Надо же. Дочь Алексея Орлова, одного из заклятых врагов его отца, оказалась его клиенткой. Артём удивленно покачал головой, прикрыв глаза. И такое бывает.
Парень с трудом подавил ярость и тупую боль от одной лишь мысли об Орлове, Соболеве и остальных из шайки, заседающей в Куполе. Орлов. Тот самый гений Орлов, который много лет корпел над тем, что по сей день мечтает добыть не одна сотня людей. И вот теперь он, Артём, ведёт дочурку этого псевдоучёного в столицу. Артём сжал кулак. Был бы он других правил, то сейчас же без труда поднялся бы на второй этаж и перерезал ей горло. Это бы стало хорошим уроком ему за то…за всё. И Соболеву тоже.
Но нет. Артём подавил клокочущую ярость и выдохнул едкий сигаретный дым. Он так никогда не сделает. Он не такой, как они.
А Маша… Маша не представляла собой ничего особенного. Недотрога, к тому же с характером. Артём нахмурился. Хотя, признаться, его удивила её явная неподатливость на его обаяние. Нет, в этом действительно было нечто странное.
Артём подумал, что никогда ещё женщины не обделяли своим вниманием, даже наоборот, очень часто докучали ему. И за свою жизнь он повидал по-настоящему красивых женщин: таких за которыми мужчины гнались как за последней бутылкой с чистой водой.
Орлова к таким не относилась, но она как-то и не стремилась к мужскому вниманию. Скорее, она даже его избегала, что немного удивляло.
Хм, девчонка сразу показалось Артёму странной. Ясное дело, что на пустошных она была не похожа, раз вышла из «Адвеги». Но раз у неё папочка такой интеллигент, то понятно, что даже дело не в этом бункере-гадюшнике.
Удивительно, что она продержалась в «Адвеге» столько лет, под гнётом Сухонина. Но теперь-то это всё не так важно. Девчонка не отличалась суперспособностями, но и идиоткой не была. Мало, что умела на поле боя, что неудивительно, но воспитание за ней чувствовалось.
Она была такой же мягкотелой, как и её отец, что было неудивительно. Кого же она ищет в Москве? Артём задумчиво посмотрел на тлеющий огонёк сигареты. Не Крэйна ли?…
Артём вздохнул и закрыл лицо руками. Девчонка быстро выдала о себе достаточно информации, чтобы он теперь знал, с кем имеет дело. С ним такое не прошло бы. Ему вообще было опасно рассказывать о себе что-либо.
Артём Маковецкий — вот вся доступная о нём информация.
Человек, отказавшийся от всего несколько месяцев назад. Отказавшийся от тех идеалов, что боготворил его отец. Отказавшийся от денег, славы, женщин, внимания.
Да, он отказался от всего, получив взамен лишь напоминание, в прямом смысле выжженное на лбу. Артём закрыл глаза. Он дотронулся кончиками пальцев до грубой ткани своей повязки, подхватил её и потянул вниз. Лба коснулся мягкий воздух, ожог сразу же кольнуло болью. Артём сжал губы и провёл рукой по кривым выжженным буквам на коже.
«Это твоё настоящее имя. И кем бы ты себя не называл, теперь оно останется с тобой навсегда».
Эти слова сказанные холодным, как сталь голосом его отца, так неожиданно мелькнули в голове, что он почти вздрогнул. Он буквально снова почувствовал ту страшную боль, что терзала его в тот момент, когда отец выжигал буквы его собственного имени у него на лбу.
