— Помни, Пламенная Кэтнисс, — говорит он, — я по-прежнему делаю ставку на тебя!
Он целует меня в лоб и делает шаг назад — сверху опускается стеклянный цилиндр, отгораживая меня от окружающего мира.
— Спасибо тебе! — говорю я, хотя он, скорее всего, меня не слышит. Вздёргиваю подбородок и высоко держу голову — так, как Цинна всегда наказывал мне. Жду, когда мой диск начнёт подниматься. А он остаётся недвижим. Жду. Недвижим.
Бросаю взгляд на Цинну, в недоумении подняв бровь — мол, что происходит? Он лишь слегка покачивает головой — озадачен не меньше меня. Что это ещё за проволóчки такие?
Внезапно дверь за его спиной распахивается настежь, и в комнату влетают трое миротворцев. Двое заламывают Цинне руки за спину и наносят ему удар в лицо, а третий в это время бьёт его в висок с такой силой, что Цинна падает на колени. Они продолжают избивать его руками в перчатках, усеянных стальными шипами. Вся голова и тело Цинны покрываются глубокими кровоточащими ранами. Я ору во весь голос, колочу по непробиваемому стеклу, пытаясь прийти своему другу на помощь. Миротворцы не обращают на меня ни малейшего внимания и вытаскивают безжизненное тело Цинны из комнаты. Всё, что остаётся от этой сцены — это потёки крови на полу.
Я столбенею от ужаса. И тут диск начинает подниматься. Я по-прежнему прижимаюсь к стеклу, когда вдруг чувствую, как порыв лёгкого ветерка трогает мои волосы. Тогда я заставляю себя выпрямиться. И вовремя: стекло возвращается в землю, а я стою под небом арены. По-моему, у меня что-то не то со зрением. Почва под ногами слишком яркая, сверкающая и покачивается. Перевожу взгляд вниз, на свои ноги, и вижу, что металлический диск, на котором я стою, омывают голубые волны, перехлёстывая через мои ботинки. Медленно вновь поднимаю глаза и обнаруживаю, что везде, куда ни кинь взгляд — вода.
В голове у меня возникает одна-единственная ясная мысль: это совсем не подходящее место для Пламенной Кэтнисс.
«Дамы и господа, Семьдесят пятые Голодные игры объявляются открытыми!»
Голос Клавдия Темплсмита, бессменного ведущего Голодных игр, грохочет в моих ушах. У меня меньше минуты, чтобы собраться с мыслями. После этого прозвучит гонг и трибутам можно будет сойти со своих дисков. Вот только — куда сойти-то?
Трезво мыслить у меня не получается. Из головы не идёт Цинна, избитый и залитый кровью. Где он сейчас? Что с ним? Его пытают? Превращают в безгласого? Казнят? То, что его избили на моих глазах, не случайно: меня хотят лишить мужества, запугать. Ту же цель преследовали, делая Дария моим служителем. И они добились своего: всё, чего мне хочется — это, припав к своему металлическому диску, скорчиться и так и застыть.
Ну нет! Не после той сцены, свидетелем которой я только что была! Мне нужно быть сильной. Я в долгу перед моим стилистом и другом — он рисковал всем, ослушавшись приказания президента и превратив мой свадебный шёлк в оперение сойки-пересмешницы. Я в долгу и перед восставшими: возможно, в этот самый момент, они, вдохновлённые примером Цинны, борются за свержение режима Капитолия. Мой отказ играть по правилам, установленным Капитолием, будет моим последним актом неповиновения. Поэтому я стискиваю зубы и вступаю в Игру.
«Что это за место?!» Окружающее по-прежнему сбивает меня с толку. «Соображай, где ты находишься!» — требую я у себя самой. И постепенно картина начинает обретать чёткие черты. Голубая вода. Розовое небо. Раскалённое добела солнце. Всё верно, вон там, примерно в сорока метрах — сияющий золотом Рог Изобилия. Поначалу кажется, что он находится на круглом острове. Но, присмотревшись, я обнаруживаю, что от острова расходятся тонкие полоски суши — наподобие спиц у колеса. Думаю, их десять-двенадцать и они расположены на равном расстоянии друг от друга. Пространство между спицами заполнено водой, и над каждым сектором возвышаются две фигуры — трибуты. Вот так, значит: двенадцать спиц и между ними на металлических дисках стоят по два трибута.
Второй трибут в том же секторе, что и я — это старый Вуф из Восьмого дистрикта. Он стоит справа от меня, на таком же расстоянии, что и полоска суши слева. Там, где кончается вода, куда ни кинь взгляд, видна узенькая полоска берега, а за ним — плотная стена зелени. В расположенной по кругу цепочке фигур трибутов я пытаюсь высмотреть Пита, но, видимо, его загораживает Рог.
Я зачерпываю пригоршню воды и проверяю её на сначала на запах, потом, лизнув кончик мокрого пальца — на вкус. Так и думала — солёная. В точности как те волны, в которые мы с Питом окунулись, побывав на пляже в Дистрикте 4. Но вода здесь, по крайней мере, чистая — во всяком случае, на вид.
Ни лодки, ни каната, ни даже куска плавника, за который можно было бы уцепиться. Нет, достичь Рога Изобилия можно только одним-единственным способом. Как только звучит гонг, я без колебаний бросаюсь в воду и плыву к полоске суши слева от меня. Расстояние побольше, чем те, к которым я привыкла, да и плавание в неспокойной воде требует немного других навыков, чем дома, в тихом озерке, но тело чувствуется на удивление лёгким, и я рассекаю волны без особого труда. Наверно, это потому, что вода солёная.
Добравшись до песчаной отмели, я встряхиваюсь и припускаю бегом к Рогу Изобилия. Вижу, что с этой стороны на пути к Рогу нахожусь только я, правда, чтó там на другой стороне — мне не видно. Однако мысли о том, что там, возможно, поджидают соперники, не могут заставить меня замедлить бег. Теперь я рассуждаю и действую как профи, поэтому в данный момент самое важное — это добыть себе оружие.
В прошлом году припасы и прочие вещи, полезные для выживания, были разбросаны на довольно большой площади вокруг Рога — чем ближе к нему, тем выше их ценность. Но в этот раз все эти вожделенные предметы свалены в одну кучу у огромного, семи метров высотой, отверстия Рога. Мои глаза сразу приковывает к себе золотой лук — он совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, и я тут же выдёргиваю его из груды.
Сзади кто-то есть! Не знаю, что меня встревожило: еле слышный шорох песка или едва заметное движение воздуха. Из колчана, находящегося тут же, в горе припасов, я выхватываю стрелу и, мгновенно натянув тетиву, резко оборачиваюсь.
Дельф, сверкающий и прекрасный, стоит в нескольких метрах, подняв трезубец с явным намерением проткнуть меня. С другой руки у него свисает сеть. На его губах появляется лёгкая улыбка, но все его мышцы так и застывают в напряженном ожидании.
— О, да ты и плаваешь хоть куда! — мурлычет он. — Где ты так научилась — это в Двенадцатом-то дистрикте?
