— Если они для тебя не авторитет… — не смутился я.
— Нет!
— … вспомни о правительственной программе «Спарта».
Эта реплика, произнесенная спокойно и с достоинством, оказалась для Поля ударом под дых. Выходило, что он критикует правительственную программу, партийную линию. Пока он стоял с открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба, я сумел без помех закончить:
— Физическое развитие — это моя сильная сторона, и именно ее я развиваю пуще прежних. Так же как твоя, товарищ — точные науки. Тем и объясняется разница в нашем времяпровождении. У каждого из нас оно вполне рационально.
Я надеялся, что отобьюсь от нападок, связанных со спортом — ведь в этом плане я исповедовал философию, одобренную администрацией, и, кроме того, у меня было сильное оправдание в виде олимпийских игр.
— То есть, тебе не кажется, что ты нерационально расходуешь таким образом свое время, Сандерс? — в лоб спросил у меня Кито. — Не лучше ли потратить его, например, на совершенствование ваших познаний в алгебре или программировании — по этим дисциплинам у тебя самые низкие баллы по результатам квартального экзамена. 77 и 79 соответственно. Есть ведь куда стремиться, верно? С основами гражданского сознания тоже не все так гладко — как преподаватель этой дисциплины могу утверждать о натянутости твоих 80 баллов. Так что же — неужели ты не мог бы покорпеть над этими своими недоработками, «подтянуть хвосты», вместо того, чтобы тратить время на бесконечное оттачивание своих и без того вполне достаточных атлетических навыков? Ведь ты — не профессиональный спортсмен. Спорт для тебя — это лишь хобби. Одни лишь спортивные достижения не помогут тебе стать хорошим профессионалом.
— Не стану отрицать — я мог бы употребить время так, как вы сказали, сэр, — произнес я рассудительно. — Я все еще не столь опытен и иногда допускаю ошибки, когда передо мной стоит непростой выбор. Я очень опасаюсь, что недостаточно тренировок могут привести к плохому выступлению на олимпиаде, и тем самым я опозорю наш интернат, чего бы мне ни в коем случае не хотелось допустить, учитывая надежды, которые возлагает на меня директор Сайджел.
— Если так — то подумай и о том, чтобы не опозорить его своими плохими отметками, Сандерс, — проворчал Кито, которого разозлило напоминание о директоре, который на самом деле уделял чрезмерное, по его мнению, внимание спортивным мероприятиям. — Не думай, что успешное выступление на спортивных соревнованиях освободит тебя от ответственности за неуспеваемость.
— Понимаю, сэр.
— Я бы хотел, чтобы ты уделял больше внимания дисциплинам, по которым ты имеешь проблемы. Староста со средним баллом ниже чем «85» — это позор для всего учебного отряда. Как можно ставить такого ученика кому-либо в пример?
— Я буду работать над этим, сэр.
— Очень надеюсь. На этом пока еще все.
«Что ж, бывало и хуже», — подумал я, уступая свое место в центре нашего кружка следующему несчастному. С каждым следующим месяцем мой иммунитет к постоянному прессингу со стороны Кито укреплялся и я совершенствовал свои приемы защиты от него. Я уже неплохо изучил весь арсенал куратора, и смутить меня становилось все труднее. Пройдет еще немного времени — и я буду воспринимать его придирки с таким же стоическим спокойствием, с каким Энди Коул принимал на себя критику воспитателей в конце своего второго курса.
4 июля 2078 г., понедельник. 446-ой день.
Голос заведующего, звучащий в моей голове, никогда еще не предвещал ничего приятного. С другой стороны, Петье удостоил меня индивидуально своим вниманием впервые с того дня, как я был определен в 15-ый отряд и попал в лапы куратора Кито. А это должно было означать, во всяком случае, что-то необычное. Так что этот вызов вызвал у меня интерес в большей степени, чем опаску. В сущности, мое положение мало как могло ухудшиться.
Разве что еще одна серьезная дисциплинарка, которая перечеркнет надежду выбраться отсюда хотя бы на экскурсию под надзором куратора. Но, если честно, это вряд ли. У меня вышел неплохой средний балл по результатам годичных экзаменов (84), а благодаря завоеванной на юношеской олимпиаде в Бразилиа бронзовой медали директор интерната питал ко мне особую слабость и это отражалось на отношении преподавателей.
Впрочем, даже если бы мне вынесли из-за какого-то пустяка очередной выговор — это не сильно бы меня расстроило. Воспоминания о предыдущих вылазках были не самыми приятными — Кито сделал все возможное, чтобы отравить нам каждую секунду пребывания за стенами интерната и не позволить даже иллюзии свободы поселиться в наших сердцах. Стоит вспомнить, как сразу семеро наших получили взыскания за «недозволенные контакты» с прохожими, причем трое лишь за то, что подмигивали школьницам у мемориала «Агнец».
Я, помнится, умудрился тогда получить сразу два взыскания. Выговор за то, что подсказал пенсионерке, как пройти в уборную вместо того, чтобы, согласно правилам, улыбнуться и ответить: «Извините, мэм, но мне нельзя общаться с посторонними без разрешения воспитателя» (просто протупил). И строгий выговор за попытку подключиться к Интернету через общественный терминал (а ведь почти удалось!). Но это еще ничего по сравнению с парнем, который зазевался и отстал от группы. Несмотря на то, что он сам нашел нас два часа спустя, следующий месяц бедняга провел в «зубрильной яме», отойти от которой не может до сих пор.
Подходя к двери, я замедлил шаг, услышав, как за ней раздаются голоса. В кабинете Петье был не один. Может, я пришел слишком рано? Да, верно, на четыре минуты раньше. Должно быть, мне не стоит прерывать встречу и дождаться своей очереди.
Прислонившись к стене в метре от двери, я невольно напряг слух и различил, что один из голосов принадлежит владельцу кабинета, а второй — моему куратору. И на душе заскребли кошки. Присутствие Кито не могло означать ничего хорошего.
— Этот ученик не может не создавать проблем. Он, похоже, получает массу удовольствия, беспокоя нас своими выходками. Вы ведь видели, сколько у него взысканий?! Это позор! — ревел Кито.
— Вы не слишком строги к Алексу? Он весьма успешен в учебе и неплохо справляется с обязанностями старосты… — попробовал мягко возразить Петье.
— Успешен?! — возмущенно засопел Кито, словно взбешенный носорог. — Вот уж позвольте не согласиться! У него меньше восьмидесяти баллов по предметам, которые я веду — основам гражданского сознания и управлению временем. Что касается должности старосты — я неоднократно уже подчеркивал, что Сандерс сохраняет ее исключительно потому, что его авторитет среди прочих смутьянов помогает хоть немного держать в узде весь этот сброд!
— Мы ведь уже все обсудили, Хиро, — примиряюще проворковал Петье. — Тем более, что я передавал ваши опасения директору, но он посчитал, что Сандерс заслуживает некоторого поощрения, учитывая, в том числе, его статус олимпийского чемпиона…
— Он никакой не чемпион! Бронзовая медаль — это третье место!
— Директор посчитал этот результат потрясающим, учитывая, что Сандерс совмещал тренировки с напряженной подготовкой к экзаменам, тогда как другие участники тренировались в своих спортивных школах по много часов в день. В этом есть доля правды, не находите?
— Да какое все это имеет отношение к воспитательной работе?! Директор уделяет чересчур много внимания таким вещам! При всем уважении, профессор, я — категорически против! Мое слово как куратора вообще хоть что-то значит?! Это неслыханно. Я курирую уже четвертый «черный» отряд подряд. Вы сами сказали, что я в этом лучший! Что только я умею ресоциализировать самых заядлых малолетних негодников!
— Да, ваши профессиональные заслуги в этой области сложно переоценить…
— Так послушайте же меня! Это недопустимо! Это подорвет всю учебную программу! Перечеркнет весь прогресс, достигнутый непосильным трудом! Сандерс только-только стал контролируемым. И вы хотите позволить ему?!
— Хиро, позвольте дать вам совет. Если вы хотите потренировать голосовые связки — отправляйтесь сегодня вечером в караоке-бар. В своем кабинете я никому не позволяю повышать голос. Особенно в присутствии гостей. Настоятельно прошу прекратить нашу дискуссию. Тем более, что ученик стоит за дверью, и, боюсь, слышит сейчас то, что для его ушей отнюдь не предназначено. Войди, Алекс!
