А гранат для подствольника у меня мало, всего десяток. Есть еще несколько ручных, пистолеты. Но против такого количества нападающих — это на пять минут боя. Прижмут огнем, и морды не высуну.
— Товарищ генерал! Уходите, я прикрою!
— Понял!
Вот так, отсюда мне уже не уйти. Не знаю, в курсе ли эти ухари про подвалы, но… по крайней мере, пока я тут веду огонь, они туда сразу не полезут. И у Бати есть шанс. Небольшой — но есть.
Ладно, я пока еще жив. Подтверждаю это, положив парочку гранат между фургонами. Осколочными бью, термобарических у меня всего две штуки осталось. Ничего, глядишь, и от этих кому-то прилетит.
От рамы летят щепки, и приходится нырять вниз — «помогальники» пристрелялись.
Внизу, в подъезде, бухает — «сюрприз» сработал. Выдергиваю чеку из рубчатой «феньки» и выбрасываю ее в окно. Сейчас она дворик-то подметет…
Снова гремит взрыв, и за окном орут сразу несколько голосов.
Как это в старом анекдоте? Где коту хвост накручивают?
«Не любит, стерва, ох не любит…»
Так и есть чего не любить, между нами-то говоря.
Сползаю чуть вниз, на предыдущую площадку. Встаю на ноги и, прижимаясь к стенке, выглядываю.
Ух ты! Даже бронетранспортер подогнали — видать, насолил я им тут здорово. Таких случаев, чтобы бронетехнику корпус выводил, даже и не припомню что-то… Есть она у них, но всегда в расположении части стоит. Да, супротив этой машинки (а у него там крупнокалиберный пулемет помимо пушки стоит) мне плясать трудно будет. Дом, хоть и не новодел, стены крепкие, но пушка (даже и пулемет) его разберет в два счета.
Ну, а пока не разобрали…
Успеваю выстрелить всего два раза, положив гранаты в скопление солдат, и меня снова загоняют под подоконник. Путь один — наверх.
— Жильцы дома! Вспомогательный корпус проводит спецоперацию по нейтрализации террористов! Просим всех мирных граждан покинуть помещения и выйти во двор — вас проводят в безопасное место! Мы прекращаем огонь!
И точно — огонь стих.
Значит, у меня есть еще несколько минут.
Щелкает замок двери — поворачиваюсь туда, держа оружие на изготовку.
Молодой парень. Глаза настороженные, явно испуган, но виду не подает.
— Мы… нам во двор…
— Иди, — поднимаю оружие стволом вверх. — Я не стреляю, видишь?
— А они? — кивает он в сторону окна.
Выглядываю из-за угла. Здрасьте, даже телевидение нарисовалось. Нет, под камерами даже корпус стрелять не станет.
— Там телевизионщики, при них не станут. Идите.
Из соседних дверей тоже выходят люди. Как их тут много! А я и не ожидал, думал, что Варенцов какое-то полуобитаемое здание выберет для своего гнезда.
Они быстро пробегают мимо, некоторые оборачиваются и внимательно меня разглядывают.
— Вы Волин? «Имперец»? — спрашивает меня какая-то тетка.
— Ну да…
— У меня в квартире есть выход на черный ход! Дверь я открыла — уходите туда!
— И у меня… — откликается седоватый дедок. — Вон та дверь!
— Спасибо. Но мне уходить нельзя.
Люди выходят из подъезда и пересекают двор. Цепочка скрывается за бортами бронетранспортеров — их уже три штуки, тесный двор весь забит техникой. Солдат не видно совсем, пары десятков покойников «помогальникам» хватило, чтобы не посылать их более на штурм.
— Господин Волин! — снова орет мегафон. — Высылаем парламентера, не стреляйте!
Даже так?
Хотят уговорить меня сложить оружие?
— Валяйте!
Из-за брони показывается грузный немолодой мужик. Явно офицер, причем, судя по всему, вояка тот еще.
Он снимает каску, сбрасывает бронежилет. Поворачивается, демонстрируя отсутствие оружия. Достает из-под погона пилотку, расправляет ее и надевает.
Подходит к двери, я слышу, как скрипит битое стекло под его берцами.
Звук шагов, и над площадкой появляется голова.
— Достаточно! — приподнимаю я левую руку. — Здесь стойте.
— Я присяду?
— Сделайте одолжение.
Мужик опускается на ступеньку и опирается на стену.
— Здравствуйте. Позвольте представиться — майор Ганс Дорфмайер.
— Сказал бы — добрый день, но для вас он явно не такой. Полагаю, что мое имя вам и так известно?
— Да. Но и для вас — это тоже не самый удачный день.
— Ну, это еще как сказать…
— Да как ни говорить. Черный ход мы уже заблокировали, вам не уйти.
А мужик-то по-русски неплохо шпарит!
— Изучали наш язык?
— Заметно?
— И даже очень. У вас есть какие-то предложения?
— Одно — сложите оружие.
— Смысл?
— Проживете еще немного. Будет суд…
Саркастически хмыкаю.
— С вполне предсказуемым приговором?
— Есть альтернатива этому?
— Она всегда есть. Погибнуть с оружием в руках, сражаясь с врагами своей страны.
— Мы вам не враги! Нас сюда пригласил ваш президент!
— Это — не весь народ.
Майор молчит, что-то обдумывая.
— Вы — смелый человек, господин Волин. В иных условиях я счел бы честью знакомство с вами.
— По крайней мере, вы сможете рассказать всем, что были последним, кто со мною разговаривал.
— Но… вас могут взять живым…
Скашиваю глаз влево и вниз.
Он смотрит туда же. Прижатая ногой, на полу лежит граната.
— Чеки нет, майор.
— Понимаю… с этого места вы уже не отступите.
— Правильно понимаете.
— Ну что ж! — Он встает и отряхивает брюки. — Как бы то ни было — я рад, что увидел вас лично.
Он прикусывает губу, делает шаг вперед и… протягивает мне руку.
— Как говорится, не для прессы, но — я вас уважаю!
— Взаимно, хоть вы и служите в корпусе.
Пожимаю ему руку.
Он отдает честь, не по-нашему вскидывая руку к голове. Поворачивается, и я снова слышу, как скрипят битые стекла под его ботинками.
Выйдя во двор, майор обогнул бронетранспортер, подошел к штабному фургону.
— Ну, что у вас, Дорфмайер? — спросил его выглянувший в открытую дверь полковник Меллони.
— Он не сдастся, господин полковник.
— Вы объяснили ему создавшееся положение?
— Да, господин полковник Волин прекрасно все видит сам.
— И понимает, что у него нет никаких шансов?
— Очень даже хорошо понимает. Он опытный солдат и трезво оценивает свои шансы. Поэтому не строит никаких иллюзий. Этот человек будет драться до последнего патрона. И даже мертвый будет опасен для нас — он держит под ногой взведенную гранату.
— Фанатик!
— Солдат, господин полковник.
Меллони фыркнул и взял в руки микрофон:
— Внимание стрелкам! Виду того что террорист будет драться до последнего патрона, приказываю: расстрелять подъезд дома… На каком этаже он сидит, майор?
