– Сколько же топлива оно жрет? – спросил Ренькас.
– Много… – мрачно ответил Летун и зашелся в приступе не то хрипа, не то кашля.
Контейнер подозревал, что в процессе побоев пленнику сломали пару ребер, а метание Летуна в сектантов и, мягко говоря, не самая нежная эвакуация из обрушивающейся пещеры, привели к тому, что осколки ребер пробили плевральную полость – и у Летуна развивался закрытый пневмоторакс, грозящий коллапсом легких и мучительной смертью.
«Вот и кадык у парня сместился влево, значит, правое легкое уже уменьшилось в размерах. Эх, была бы игла для декомпрессии… Но иглы не было, а ножом пробивать плевральную полость опасно. Будем надеяться, что Летун переживет спуск в воронку и успеет представить меня своему руководству, – подумал Контейнер. – А то как-то задолбало постоянно доказывать честность и благородность своих намерений. И будем надеяться, – добавил он, – что в Лапуте найдутся медики с декомпрессионной иглой, а то ведь загнется парень, как тот пилот в Керчи. Без того слишком много смертей…»
– Давайте спускаться, – предложил Контейнер. – Нас не пристрелят по ходу?
– Не должны, – прохрипел Летун. – Им сейчас не до того. Все заняты ремонтом…
По мере приближения к Лапуте стало ясно, что имел в виду Летун. Бомбардировка Керчи не прошла для летающего города даром: ракета, попавшая в брюхо Лапуты, проделала огромную зияющую дыру и стала причиной серии взрывов поменьше, разрушивших несколько моторов маневровых винтов и – самое страшное – повредившее топливные резервуары.
Лапута была похожа на кита с пробитым брюхом. Вокруг дыры копошились лапутяне, латая пробоины всем, чем придется. Трещала электросварка, пылали ацетиленовые горелки, стучали заклепочные молотки. Работа кипела, лапутяне сновали вокруг пробоины, словно муравьи, и Контейнер не сомневался, что дыру-то они заделают, с таким-то энтузиазмом – а вот где они пополнят запасы топлива? Там хранилось, по самым скромным прикидкам, не меньше десяти тонн солярки…
Отряд Контейнера с Летуном на импровизированных носилках заметили лишь у самого борта эсминца-флагмана. С безопасностью у лапутян, как отметил Контейнер, было все плохо: привыкли, что в небе их никто не достанет, вот и на земле расслабились.
Самое удивительное, что их никто не стал останавливать или досматривать: небесные люди бросились к Летуну, захлопотали вокруг него, тут же нарисовался фельдшер, на месте пробил Летуну грудь декомпрессионной иглой и наложил окклюзионную повязку. Лишний воздух со свистом вышел из плевральной полости Летуна – и тот перестал хрипеть и начал нормально говорить.
– Отведите нас к Навигатору, – были первые его слова.
По приставному трапу они поднялись внутрь эсминца. Дальше был тускло освещенный коридор, стены из ржавого металла, зарешеченные иллюминаторы, запах мазута, бойко снующие люди в матросской форме, лязг железа, скрежет инструментов, вой болгарки… Если закрыть глаза и представить себе море, можно было легко забыть, что к эсминцу приварены еще десятки прочих судов, машин и строений, образующих летающий город Лапута.
Они шли по тесным коридорам, пробирались через забитые людьми кубрики, поднимались по трапам и, наконец, очутились в командной рубке.
И тут – неожиданно для всех – навстречу отряду Контейнера вылетела лохматая, виляющая хвостом псина по имени Карма.
Регенерация у листонош – дело быстрое. Заживают и переломы, и раны, даже зубы отрастают. Разве что глаз новый не вырастет, ну и, конечно, сломанный позвоночник или артериальное кровотечение кого хочешь убьют, как и серьезные повреждения внутренних органов. Бандерольке было больно и обидно, но она знала: пара часов – и останутся только синяки и свежий шрам на бедре.
В камере с нее сняли наручники и даже дали воды напиться. Когда дверь закрылась, Бандеролька опустилась на матрас и закрыла глаза. Губы зудели, глаз и ухо чесались – подживали, а ногу покалывало.
И все было бы ничего, если бы не перспектива скорой смерти.
Согласиться на предложение Командора? Ни за что! Перед Бандеролькой просто не мог стоять такой выбор.
Значит – смерть.
Прийти на помощь некому: Контейнер с друзьями в Крыму, Верховцев – неизвестно где, а Кайсанбек Аланович и Телеграф – в соседних камерах. Интересно, допрашивали ли Телеграфа? Предложили ли предать дело всей жизни?
И не только – своей жизни. Согласиться на сотрудничество с Последним Легионом – не просто предать все, во что верил, саму суть своего существования, это значит – стать убийцей. Пусть не своими руками. Пусть просто помогать… У подлости нет и не может быть оправдания. Если ты поддерживаешь мразь, разрушающую мир, отбрасывающую его обратно в пучину ненависти и войны, если ты поддерживаешь подлеца, растаптывающего ростки нового, лучшего – ты становишься убийцей. Все просто, очень просто, нужно только слушать совесть, ее тихий, настырный голос – голос твоего сердца. Нужно просто верить в то, что видишь, верить себе, верить своим глазам.
И постоянно спрашивать себя: а что, если ошибаюсь?
Как только этот вопрос перестает звучать, как только ты приобретаешь каменную твердость прижизненного памятника и принимаешься изрыгать истины, как только цель становится прямой и ясной, и не важно, через сколько жизней кровавой дорожкой протянется твой путь, – ты умер как человек.
Ведь человек – не двуногое, прямоходящее, лишенное крыльев. У человека есть право выбора. Всегда. Свобода совести – всегда. Если с любым режимом надо соглашаться лишь для того, чтобы выжить – это плохой режим и дурное согласие. Если раз за разом убеждать себя «не высовываться», «не обсуждать», быть как все – ты растворишься в лупоглазой массе фанатиков.
Лучше уж честная физическая гибель.
Контейнер в Крыму, и Контейнер действует. Наверное, он уже узнал о том, что Человек в Серебряной Маске был послан на остров Последним Легионом, чтобы уничтожить листонош и перессорить города. И думающих, чувствующих – тысячи. Всех не передавить, Командор не вечен. Когда-нибудь придет его черед умирать, и не заберет он с собой ни выдуманное величие, ни богатство, ни соратников.
Спать в последнюю ночь жизни было глупо, но организм, восстанавливаясь, требовал своего, и Бандеролька задремала.
На этот раз сновидение было лишено всякого символизма.
Бандеролька увидела группу Верховцева, подкрадывающуюся к логову Последнего Легиона. Вот залегли в расщелине между холмами, откуда виден прекрасно охраняемый вход – четверо солдат, ворота. Совещаются. Вот Марика стягивает защитный комбинезон и остается в черных лосинах и черной майке. Распускает волосы. Взбивает их обеими руками.
