— Это верно…
— Впрочем, нет смысла гадать. Даже если удастся определить, что это за тварь, все равно никакого толку.
— Я сожалею, что нас не убили там, вместе с нашими, — медленно выговорил Лайбо. — Теперь будем подыхать на потребу публике. Конечно, из нашей казни устроят очередное впечатляющее зрелище на площади Гнева! Небось уже воздвигают эшафот, такой пышный и основательный, что под ним можно жить! Лучше бы я погиб, как Кван О, — в бою.
— Да что теперь говорить…
Лайбо был прав в одном и совершенно не прав в другом.
Правота его была в том, что действительно на площади Гнева воздвигался внушительный эшафот, каких еще не видывали в Ланкарнаке: высотой в пять анниев, о пятидесяти ступеньках.
Эшафот был обит мутно-зеленой тканью, цветом позора и измены. Ступени были застелены зеленой ковровой дорожкой. На самом эшафоте стояли два столба, один повыше, другой пониже; впрочем, по сценарию казни, тщательно выписанному Храмом, до столбов дело должно было дойти лишь в последнюю очередь. А до этого… Череда пыточных приспособлений была выстроена на эшафоте, и у каждой стоял человек в длинном бесформенном балахоне, перехваченном под мышками веревкой. Голова каждого была тщательно замотана повязками, оставались только прорези для рта и глаз.
Напротив эшафота воздвигали еще одно недолговечное сооружение. Впрочем, по размерам оно превосходило эшафот, тоже далеко не малой величины, чуть ли не вдвое. Это был трехуровневый павильон, с позолоченным куполом, с которого свисали тяжелые занавесы, окрашенные в цвета Храма. Над куполом был воздвигнут символ пресветлого Ааааму — ярко-алая ладонь с разведенными пальцами, расходящимися подобно солнечным лучам. Сам павильон был разделен на три части: внизу, на трех рядах скамей, обтянутых мягкой недорогой тканью сорта «курл», должны были сидеть жрецы средней степени посвящения и около двух десятков высших Ревнителей Благолепия; уровнем выше, на высоких сиденьях, накрытых светло-голубыми пологами с бахромой, должны расположиться трое жрецов-толкователей во главе с братом Марлбоосом, а также жрец-хранитель брат Алсамаар, рукоположенный в сан Указующего миловать; он мог наложить запрет даже на решение старшего Ревнителя. Само собой, брат Моолнар, торжествующий победитель Леннара, тоже должен сесть рядом с Толкователями, братом Алсамааром и — разумеется, Стерегущим Скверну, пресветлым отцом Гааром. Помимо жрецов Благолепия здесь должен был сесть и еще один человек — служитель Аллианн, брат Караал.
Близ его сиденья поставили алтарь самой богини, задрапированный в белое.
Выше всех приготовили еще одно место. Прямо под куполом павильона. Отсюда открывался вид на всю площадь, на реку, на мост Роз, на величественную Королевскую лестницу. Тяжеленный серебряный трон устанавливал лично брат Алсамаар, а освящал сам Стерегущий Скверну; освятив же, прочел короткую молитву и припал губами к ножке трона.
Здесь должна была восседать сама Аллианн.
За два дня до ЗРЕЛИЩА (никто из горожан даже и не пытался называть это казнью) площадь была оцеплена солдатами регулярной армии. Ревнители охраняли эшафот и павильон для церковных иерархов и для ПРЕСВЕТЛОЙ. Коротка память, неблагодарна и темна суть человеческая: даже те, кто до появления Аллианн вполне искренне желали победы восставшим и успехов — Леннару, теперь уверовали, что пробуждение и соединение богини с Храмом и поимка Леннара — звенья одной цепи. Что так и нужно, значит, Стерегущий прав, значит, истина за ним, и иго Благолепия, на которое сетовали столь многие ланкарнакцы, — в самом деле БЛАГО. Находились и такие, кто говорили: «Да демоны с ним, с Леннаром. Стерегущий, конечно, выместит на нем все свои беды, но теперь Храм не сможет властвовать так, как раньше. Ведь теперь у нас есть ОНА, молиться которой так долго запрещали, потому что мы, дескать, недостойны возносить ей молитвы! Владычица не допустит, чтобы вершилась несправедливость!»
Стоит отметить, что среди разглагольствующих на эти темы был замечен и славный прорицатель Грендам, слонявшийся по городу и рассказывающий о том, как он лично видел пробуждение богини. Вместе с ним шлялся и разжалованный стражник Хербурк, который отчего-то возомнил себя едва ли не спасителем народа. Так, он утверждал, что не в последнюю очередь благодаря ему Леннар пойман: ведь не кто иной, как он, Хербурк, опознал подлого мятежника в трактире «Сизый нос»!..
— Я почти схватил его, и сделал бы это, кабы не подлый изменщик Каллиера, который успел вырвать своего сообщника из моих рук!.. — важно надувая щеки, врал Хербурк.
Спокойствию в народе бредни Грендама и Хербурка не способствовали.
…Мы упоминали, что Лайбо был прав, говоря о сооружении эшафота на площади Гнева. А не прав же он был в том, что говорил о Кване О как о погибшем. Так нет же!.. Кван О выжил, и выжил благодаря тому, что потерял сознание под тушей убитого им Ревнителя и остался незамеченным храмовниками.
Он очнулся от длинной, вытягивающей жилы боли во всем теле. Кван О открыл глаза и обнаружил, что придавивший его Ревнитель уже остыл. Воин-наку замер, прислушиваясь. Где-то рядом слышалось тяжелое дыхание. Это был Ревнитель, которого Моолнар оставил охранять тела павших братьев. Кван О осторожно повернул голову. Ревнитель стоял в нескольких шагах от него, настороженно пялясь в темноту. Псы должны были уже учуять, что в катакомбах прибавилось свежего мяса. Наку несколько мгновений размышлял над тем, как быть дальше, а затем аккуратно протянул руку в поясу громоздящегося на нем мертвого тела. Нож питтаку оказался там, где он и рассчитывал. Кван О аккуратно извлек его, развернул, а затем глубоко вздохнул и, ужом вывернувшись из-под одеревеневшего тела, прыгнул вперед. Ревнитель успел развернуться и даже потянуть саблю из ножен, но больше он ничего сделать не успел… И на пол пещеры рухнуло еще одно мертвое тело. Кван О пнул его ногой, поворачивая на бок, вытащил саблю и довольно ощерился. Теперь у него было приличное оружие. Он поправил маску и повернулся к валяющимся телам…
Спустя пять минут он выпрямился. Среди окровавленных тел Ревнителей он обнаружил только обезглавленное тело Бреника. Прочих обнаружить не удалось. Наверное, это могло означать только одно: их пленили. Кван О скрипнул зубами и взял одну из сабель, брошенных храмовниками в каверне Дымного провала. Квану О был совершенно ясен его дальнейший путь: пробраться в Храм, спасти друзей!.. И, без сомнения, оставайся он все тем же прямодушным, суровым дикарем наку с обостренным чувством долга, каким встретил его Леннар, — Кван О так и поступил бы. Поднялся бы в Храм, вступил в бой с Ревнителями и, конечно, был бы убит, но прихватил бы с собой нескольких врагов.
