Когда командиры перешагнули порог этого помещения то на секунду замерли у входа от удивления, ведь не каждый день можно увидеть настоящий человеческий муравейник. Все помещение снизу доверху было заставлено топчанами, на которых сидели, лежали или даже боролись парни призывного возраста, двадцати одного — двадцати двух лет. Вначале лейтенант Любимов подумал о том, что в этом помещении полная анархия, никто никому не подчиняется и каждый парень занимается только своим делом. Но присмотревшись внимательно, Артур обратил внимание на небольшую группу красноармейцев, которая толпилась вокруг человека, то ли казаха, то ли татарина, по крайней мере, у этого человека лицо было азиатским и плоским.
Когда Добродеев назвал имя своего врага, некого Бове, то тогда Любимов почему-то подумал, что этот враг Добродеева должен был быть в прошлом белогвардейцем с утонченными аристократичными манерами поведения, или же белым офицером, воевавшим в армии Деникина. Разумеется, этот азиат не мог быть ни тем, ни другим, а по всему прочему он был простым уголовником. Он продолжал еще наблюдать за Бове и его группой, когда вперед выскочил старшина Добродеев и почему писклявым голосом прокричал:
— Товарищи красноармейцы, всем стоять смирно…
На долю секунды в этом помещении воцарилась тишина, все красноармейцы, в нем присутствовавшие, как один, повернули головы в сторону стоящей у входа в казарму четверки командиров. Посмотрели и головы все красноармейцев так же все вместе от них отвернулись, а в помещении снова возродился привычный гул голосов. Муравейник снова занялись своими делами, и больше никто из бойцов штрафников даже и не посматривал в сторону командиров, по-прежнему, стоявших у входа в помещение. Лейтенант Любимов стоял и едва сдерживал нездоровый смех, он не понимал, что ему делать в положении, когда на тебя твои же бойцы не обращают ни малейшего внимания. Положение и имидж командиров РККА спас старшина Добродеев, который вдруг выскочил вперед и заорал на все помещение, обвиняя ефрейтора Бове во всех своих бедах и делах. Эти свои обвинения старшина Добродеев выдвигал как-то совсем не по-мужски, каким-то ненормально-визгливым женским голосом.
Лейтенант Любимов все же ошибся, ефрейтором Бове оказался вовсе не тот казах и не тот татарин, а совершенно другой человек. Если смотреть на Бове со стороны, то он действительно выглядел настоящим уголовником Все это время он сидел в центре муравейника, но вокруг него не толпились лишние люди и никто не лез к нему со своими советами. Ефрейтор был парнем дет двадцати пяти — двадцати семи, каким-то странным на вид. Он имел стройное тело, но руки почему-то были слегка длинноватыми, ими он мог, слегка согнувшись, достать пол. На груди и на предплечьях он имел красочные наколки и татуировки, которые в дальнейшем должны были сложиться в единую картину, но до ее завершения трудно было бы сказать, что на них изображено.
Сам же ефрейтор был настоящим бойцом-поединщиком, длинные руки и длинные ноги, в нем так и ощущалась сила и гибкость движений тела. Он вскочил на ноги и, как-то странно потрясая руками в воздухе, подобно орангутангу, отправился в направлении старшины, длинными ногами перескакивая с одного топчана на другой. Человеческий муравейник моментально застыл в неподвижности, тотчас же прекратились все разговоры и перешептывания. Казарма наполнилась тишиной и человеческим вниманием. Собравшись небольшими кучками, красноармейцы третьего взвода штрафной роты молчаливо наблюдали за тем, как будут дальше развиваться события.
Но поединка или боя со старшиной Добродеевым у ефрейтора Бове не получилось. Из-за своей ненависти к Добродееву ефрейтор не обратил внимания на юнца в командирской форме, которого должен был миновать, чтобы достичь старшины, и за это поплатился. Когда ефрейтор Бове оказался рядом, то молодой лейтенант взмахнул рукой, его кулак точно попал в нижнюю челюсть орангутанга. От нокаута тот мгновенно потерял сознание. Артур Любимов вежливо попросил бойцов, перенести тело бойцового орангутанга в отдельную камеру одиночного заключения, предварительно очистив и отмыв ее от всякого мусора, что было немедленно и профессионально быстро исполнено бойцами третьего взвода. Таким неформальным образом лейтенант Любимов начал восстанавливать порядок и воинскую дисциплину в штрафной роте Северо-Западного фронта.
2
Через какую-то неделю бойцов штрафной роты Северо-Западного фронта было уже невозможно признать, они сильно изменились и первым делом подтянули свою воинскую дисциплину. А затем навели порядок в казарме, отмыли полы, стены и окна от тысячелетней грязи и сами удивились тому, насколько опрятными и совершенно другими оказались помещения, раньше в которых им хотелось только вешаться. Тут начали раскрываться и скрытые таланты, оказывается, многие бойцы умели и в некоторой степени даже любили вязать, стирать, гладить, что немедленно сказалось на внешнем виде бойцов и их обмундировании. В ротной казарме стало невозможным встретить небритого, не стриженного или расхлестанного в обмундировании красноармейца.
Изменившись внешним видом, штрафники стали меняться и своим внутренних духом, своим внутренним содержанием. Уходила в прошлое тоска, хандра, неверие в справедливость жизненных устоев. Снова появилась надежда, неумирающий оптимизм в том, что жизнь можно изменить к лучшему, что полоса жизненных неудач обязательно сменится на нормальный образ жизни. Ведь не надо было забывать о том, что штрафниками были не деревенские или городские призывники, которые и жизни практически не знали, а ими были в основном состоявшиеся люди, достигшие высокого положения или командных высот в обществе. Но первые месяцы войны чуть ли их не сломали и они наделали большие, но в основном детские глупости, в результате которых им пришлось познакомиться с тайнами судопроизводства своего же государства.
Новый командир роты, лейтенант Любимов, только им подсказал, что, если станете нормальными бойцами и прольете кровь за родину, то в их жизни появится шанс, начать свою жизнь заново.
Теперь все время, учебное и свободное время бойцы проводили на ими самими же разработанном и построенном полигоне. Заново учились ходить в атаку на врага не огромными во все поле боя цепями бойцов во весь рост и с винтовками наперевес, а небольшими группками, короткими перебежками, постоянно укрываясь от огня противника, или шли в атаку под прикрытием пока еще воображаемых танками. Причем, следовало бы заметить, что в роте нашлись разжалованные командиры, которые лучше, чем лейтенант Любимов или его командиры взводов, разбирались в вопросах военной стратегии и тактики. Вот они по вечерам чуть ли не до драки спорили между собой и выясняли отношения, как лучшего всего одними гранатами или бутылками с коктейлем Молотова атаковать немецкий танк Т — 3, а на утро проверяли это на своем же полигоне. Дело дошло до того в учебных классах бойцы роты во внеурочные часы эти разжалованные командиры начали читать желающим лекции по стратегии и тактике, классы в те часы всегда до отказа были заполнены бойцами штрафниками.
