Тут моя возлюбленная замолчала.
— Он получил ответ?
— Да.
— Что же ему сказали?
— Не важно. Всё обернулось к лучшему.
— Как?
— Опять не важно. Послушай, ты сам живешь спустя рукава. Ищешь ненужное, находишь губительное.
Ей всегда нравилось разговаривать со мной так, будто на дворе девятнадцатый век. Или, может быть, на дворе-то как раз двадцать первый, а комнате — девятнадцатый, но только для нас двоих. И он разрушится, если кто-нибудь третий войдет.
Я сжимаю ее пальцы. Мне нужно ее присутствие. Мне до смерти нужно ее присутствие. Навсегда.
— Может быть, ты все-таки…
— Нет. Мы вместе не будем, и переменить ничего нельзя.
— Но что я должен искать в таком случае? Всё выйдет ненастоящим. Ты понимаешь? Всё! Что угодно, кто угодно…
— В твоем распоряжении большая часть жизни. Всё еще переменится. А… искать… Искать следует не то, что изменит тебя, а то, что согласится с тобой.
— Я не хочу. Лучше уж пусть всё будет проще.
Она повернулась, отняла руку и нагло укусила меня за ухо.
— А если я тебе попрошу? Очень-очень?
— Я…
— Ты ведь не посмеешь мне отказать? Потому что мне не нужна твоя боль. Надо выбираться. Ты понимаешь это?
Мы брезговали обманывать друг друга. Если я скажу сейчас «да», мне придется выполнить обещание. Но тогда у нее не останется причин являться ко мне, а об этом даже подумать страшно.
— Ты будешь ко мне приходить?
— Я не знаю.
Это ее вежливое «нет». И переменить его могут лишь какие-нибудь исключительные обстоятельства. Например… нет, так сразу и не вспомнишь.
Мы идем рядом. Ветер колышет ее длинную шелковую юбку, и та легонько поглаживает мои брюки. Рука в руке. Мы идем рядом. Я чувствую ее запах, ее тепло, ее свет. Наверное, больше этого никогда не будет.
— Хорошо. Я попробую.
Она молча целует меня в щеку.
А потом… нет, я не разжимаю пальцев. Просто ее ладонь вытекает из моей как вода. А она сама расплывается в воздухе, становясь с каждой секундной прозрачнее. Она улыбается. Я протягиваю руку и успеваю почувствовать тепло.
Ее волосы пахли молоком…
Желто-красная громадина трамвая прогромыхивает в десятке шагов от меня. Стальные колеса, уминая рельсы, издают странный скрип. Будто твердые ребра рельсов горше им, нежели бремя всего трамвая. Колеса… плачут…
Опять раздается этот скрип. Не пойму. Может, с рельсами что-то не так? Может, сейчас этот благополучный древний вагончик сойдет с пути, проломит чугунную решетку или протаранит бордюр?
Нет, ничего такого не случается. Трамвай проходит мимо вполне благополучно. В его жизни всё безоблачно, как у минигарха на Мальдивах.
* * *
И тут я проснулся. По ржавой железной лестнице кто-то пробирался к моей каюте. Шел осторожно, с претензией на беззвучность.
Но лестница подобных претензий терпеть не собиралась и отвечала противным металлическим скрежетом на каждый неосторожный шаг.
Спросонья всегда неважно соображается… Но я попробую. Сейчас!
Двадцать четыре патрона? Не так уж плохо. При удачном раскладе хватит и одного. Того, который в патроннике.
Кто ж это? По-любому, ребята, не Пророк. Не ловкач он. Это не может быть и Шпиндель. Зачем ему? Всё что можно у меня взять, он уже взял и без оружия.
Значит… Значит, это кто? Правильно. Она. Арабелла.
Мне не хотелось ее убивать.
Но и умирать тоже не было ни малейшего желания.
Ладно, давайте попробуем что-нибудь посередине.
Дверь открывалась внутрь. И открылась она со страшным, леденящим душу скрежетом. Мертвые проснулись на пятнадцать километров окрест. Но существо, пробиравшееся ко мне в каюту, не хотело этого понять. Оно уверенно пёрло, выставив руку с «макарычем» вперед себя.
Я долбанул автоматом по руке. Пистолет улетел в угол. Осколки детектора аномалий брызнули во все стороны ледяной крошкой.
Мне звезданули дверью по лобешнику. Я упал и выронил автомат.
— Убийца! — вопила Арабелла, влетая в каюту. Школьную форму и туфельки она успела сменить на армейский комбез и армейские же говнодавы с подковками. Было очень больно, когда она пнула меня по голени вот этой колодой.
Ребята, движение ногами я сделал рефлекторно.
Арабелла произвела запашку палубы носом и возмущенно завыла. Понятно, раз душегуб, значит, не должен сопротивляться справедливому возмездию.
Девочка вскочила на ноги одновременно со мной. Верткая.
— У-у! Михайлова! — и попыталась засветить мне в левый глаз.
Я уклонился.
— Может, поговорим, Арабелла…
Она постаралась засандалить мне по яйцам. Я опять ушел от удара.
— Да что я тебе сделал?!
Она попробовала залепить мне в правый глаз.
— Давай все-таки спокойно…
Ей, наверное, казалось, что она делает профессиональную «вертушку». Иначе говоря, лупит меня ногой с разворота по чану.
На самом деле девушка тупо лягнула меня по руке, которую я выставил, чтобы она в финале своего фуэте враскоряку не грохнулась опять на железную палубу. Почувствовав, что куда-то попала, она победно взвыла и попыталась провести «брызги шампанского».
Иначе говоря, вспенить мне нос ударом сбоку. Я поставил блок. В результате детектор аномалий на правой ее руке, разбитый вдребезги полминуты назад, всеми своими кретинскими осколками впился мне в тыльную сторону ладони.
— Ах ты ведьма! — заорал я в адрес юной леди.
И рефлекторно въехал ей в подбородок.
Девушка лишилась чувств. Девушка в обмороке! Самый легкий нокаут в моей жизни…
Сначала я поднял автомат. Потом я отыскал в рукомойнике пистолет и сделал его своим трофеем. Зачем такой симпатичной цыпочке огнестрельное оружие? Потом я задумался, что делать дальше. О, надо перевязать кровоточащую руку — из нее так и хлещет…
— Хорошо, что ты не дал ей прицелиться, сынок. А то пришлось бы продырявить девку. А жалко. Хоть и дуреха, а молодая, красивая. Могла бы детишек нарожать.
Клещ сидит, прислонившись спиной к стене, с «Кабаном» в руках. Когда он успел?..
— Еще когда она к лестнице приближалась.
Смотри-ка, угадал.
— Я вижу, не любишь ты женщин.
— Люблю, но без фанатизма. Ты знаешь, Тима, что главная Хозяйка Зоны — баба?
— А? Не понял.
— Вот и «а». Я ее знал когда-то. С тех пор бабам не верю ни на грош. Сейчас твоя эта коза очнется и непременно заявит, что выполняет здесь задание клана «Долг».
— Почему именно «Долг»?
Клещ молча харкнул в дальний угол и устало прикрыл глаза.
Мол, здесь всё Зона. А значит, здесь всё абсурдно и неожиданно в той или иной степени.
