Напомним, речь идет о девятнадцати миллионах эвакуированных на данный момент на территорию Российской Федерации. И прогнозируемых пяти миллионах, которых обещают принять до конца июля.
Комментируя требование российских властей, министр чрезвычайных ситуаций Украины В. И. Благин обозвал таблицу „шкуродерней“. На экстренном заседании кабинета министров Украины Благин озвучил свое мнение, упомянув при этом, что „Россия под видом беспокойства за судьбы эвакуированных пытается вычистить наши с вами закрома до черной земли! Рацион эвакуированных в сравнении с потребительской корзиной для россиян больше и разнообразней в несколько раз. Это несправедливо! Даже трехкратно увеличив объемы экспорта, мы не сможем в полной мере обеспечить продовольственную программу для эвакуированных“. Почему-то никому нет дела до тех, кого мы называем „остатком“, — кто не попадет под эвакуацию. Пусть простит меня Бог, но люди, которых расселят в ОРЭ, будут просто купаться в масле по сравнению с теми, кто останется тут с пустыми амбарами. Если мы согласимся с этим требованием, то умышленно толкнем этих людей на грабежи и мародерство. Мы их лишим всего…»
Смешно. Теперь уже смешно. Что толку было горланить об «остатке» — все равно все вывезли до последнего колоска. И до последнего золотого слитка. Северному брату надо было нас чем-то кормить. Даже если он сам нехило покормился за наш счет. В самом же деле — не себе ж в ущерб принять такую уймищу эвакуированных? Так что никаких обид.
Я сложил газету. Июль тринадцатого. Последний месяц эвакуации. Последний месяц цивилизации. Месяц выпускаемых газет. Сегодня всего-то февраль на дворе, а кажется, будто уже полжизни прошло с той поры, как вышла эта газета.
Выглядывая через забеленное инеем окно квартиры, я начинаю понимать, что, оказывается, до сих пор не до конца постиг глубины той проблемы, что сложилась в нашей стране. До сих пор по привычке воспринимал ее как какую-то временную складку на ровном рельефе жизни. Да ладно, пускай огромную складищу, в Эверест высотой, но которая обязательно должна была бы после всей мерзоты рассосаться. Обязательно! Мы же в цивилизованном мире, не может же этот беспредел продолжаться постоянно. Пусть не сразу, не за месяц, но за полгода наверняка же что-нибудь да должно бы измениться! И черт бы с нашим правительством — где оно теперь, на каких островах отсиживается вместе с «заботливым» Благиным? Есть ведь еще ООН, ЮНИСЕФ, другие организации взаимопомощи, которые обычно и без приглашения неграм в жопу заглядывают. Куда они все девались?!
Вот именно что неграм. Или арабам. Будь это не Хохляндия, а чертов Ирак, тут уже было бы полно амеров и разбитых палаток с симпатичными сестричками. Помощь бы оказывали, демонстрируя всему миру свою безграничную доброту и самопожертвование отдельных сознательных организаций. Да нас должны были засыпать тучей всякой гуманитарки, свезенной из всей сострадательной Америки!
Только раскрывай хлебальник шире. Может, под Винницей нефть добывали? Или шахты с ядерными фаллосами где-нибудь остались? То-то. Посему и закупорили, что пауков в банке. Даже журналисты, что суют во все щели свои объективы, сюда за плачевными сюжетами не суются. Незачем. Показали уже все. О себе черед заботиться.
А я еще не верил. Думал, надеялся, что до зимы устаканится канитель. Хрена. Все стало только хуже.
Зима в этом году соберет свою кровавую жатву, в этом не стоило сомневаться. Неприспособленных пожрет первыми, ведь они на виду. Топчутся, следы после себя оставляют, маячат дымом от костров.
С приходом холодов многое поменялось. Люди неволей разделились на два лагеря: на овец и волков. На адаптировавшихся к суровой среде и тех, кто оказался неспособным к внутренним изменениям. Тех, кто понимал, что еду нужно вырывать из чужих рук, и тех, кто по неверию своему надеялся на манну небесную.
Овцы не пережили эту зиму. Их, наивных, неразбитных, грабили, вычищали закрома до последней зернины, а самих нередко пускали под нож. Зима не дарила улыбок. И не прощала малодушия.
Что касается меня, то я считал, будто стал зверем, когда до полусмерти избил нигерийца — мне тогда еще и восемнадцати не было — или когда еврея с моста столкнул (повезло, не расшибся). Но оказалось, что это не так. Даже после того, как счет убитых мною пошел на десятки. Может, вся причина в том, что раньше (не считая юных годов моей идеологической агрессии) мне приходилось причинять смерть только как контрдействие, только в ответ, защищая себя, свое жилище, запасы провизии? Когда в противовес жестокости ставилась увесистая гиря оправданий: если бы не я его, то он бы меня?..
Но скоро все поменялось.
Однажды я выследил рейдеров. Тех неудачников, что вытянули цинус в деревенских погребках уже после того, как ближайшие села были обчищены до черной земли. Я подстерег их ночью, когда они разгружали из багажника «шестерки» добытый скарб. Двое — мешковатые, нерасторопные мужики, в спортивных костюмах, кепках. Когда я приблизился, один из них меня узнал: «Салман? Ты что тут делаешь?» Черт бы с ним, я был голоден как гепард и не задумывался над тем, откуда мужик меня знает. Убив двоих, я не испытал абсолютно ничего. Но с ними был третий. И я его мог оставить в живых. Пусть бы бежал. Да дьявол шепнул на ухо: он запомнил твое имя! Когда я пырнул ему под ребра, он вскрикнул как ребенок. И в этом не было никакой ошибки, беглец оказался парнем лет тринадцати. Я хотел бы обмануть себя, утверждал, будто не мог определить подобного в темноте, но… Для чего и, главное, кого мне обманывать?
На дне багажника насыпью лежала сморщенная гнилая картошка. На заднем сиденье — банка засоленного сала. Желтого, старого, как свет. Вот она, моя добыча. Кульминация безумной пьесы. Я отправил на тот свет трех людей из-за ведра гнили и банки солонины.
Жри, Салман, ты это заслужил.
Знаете, я ведь давно осознал, что стал душегубом. Занял достойное место в адском кинозале. Но, черт бы меня побрал, я не хочу признавать себя инстинктивной тварью, лишь по инерции волокущей лишенную всякого смысла жизнь. Двуногим неодушевленным существом, сделанным даже не из мяса и костей, а вылепленным из картофельной гнили. Без чести, веры, убежденности.
Без сущности.
Не хочу… Да только кто ж спрашивает? А коль бы я знал, что ждало меня впереди, я бы понимал, как много я от себя требую, желая оставаться хотя бы таким, как есть сейчас…
Войдя в подъезд, я сначала тупо таращусь на мокрые следы от ботинок на кафельной плитке. Здесь живут? Не-ет, скорее работают. Судя по следам, человека три. Следы еще не высохли и ведут только в одну сторону. Можно предположить, что одной бандой промышляют. Это уже хуже. Но дом давно не посещали, так что все равно не уйду.
