– Ты это к чему?
– Да к тому, что Луиза постоянно Косому намекает, что он вожак, а все им помыкают. То ты, то Хаймович. Ничего удивительного, что он из кожи лезет, чтоб не забыли, кто он.
– Дура она! От банды его только Шустрый остался. Вот пусть он им и командует. А мы с дедом – личности свободные и ни под кем не ходим. Так при случае ей и объясни. И дело тут не в том, кто главнее, а кто в данный момент лучшее решение предложит.
– Понимаю и постараюсь, но мне кажется, что лучше тебе это Косому самому сказать.
– Угу, – врубился я тесаком в очередную душистую лапу, – значит, моя шея хочет сделать из меня вожака.
Роза потупила взгляд.
– Надо же, ты так загорела сегодня на солнце, что даже не видно как краснеешь. Дай-ка я тебя поцелую…
Роза отвернулась и понесла охапку ветвей к Хаймовичу, трудившемуся над нашим гнездом. Так, еще один повод взять всё на себя. Впрочем, ко мне и так прислушиваются. С собаками вопрос я решил, однако, да и вообще.
Ночь проходила в тягостном ожидании. Дежурить у костра решили по очереди. Мало ли какое зверье тут водится. Первую смену сидел Шустрый, вторую я, Хаймович вызвался последним, ссылаясь на то, что привык рано вставать. Не кончилась еще Сережкина смена, а мне не спалось. Надоедливые мысли, как комары, жужжали над ухом.
Я слышал, как шуршала трава, и любопытные мелкие зверьки подбирались к костру, принюхивались. Как кричали разными голосами птицы. Из них я узнавал только сову. Не такую уж редкую птицу в городе. Потом я насторожился. Кто-то пер напрямую, как самоходка, к нам, не прячась и не скрываясь. Сережка, судя по всему, его не видел и не чувствовал. Я тихо выскользнул из шалаша, чтоб натолкнуться на соломенную голову подходящего.
– Бросили меня бедного… Плохой Толстый! И Сережка плохой.
– Никто тебя не бросал, – невозмутимо возразил Шустрый. – А будешь про меня фигню всякую говорить, пожрать не дам! Есть-то, поди, хочешь?
Ябеда закачал головой. Сережка шагнул к шалашу за едой и тут только увидел меня.
– Дядя Толстый! Ябеда нарисовался. Покормить или прогнать?
– Корми, конечно, – я взъерошил Сережке волосы, – племянничек.
* * *
– Дернешься, – тихо сказал Руслан, держа нож у причинного места охранника, – всю жизнь писать сидя будешь.
Чужак от неожиданности онемел. Он справлял малую нужду, когда нечто холодное и враждебное возникло из-за спины и угрожало смыслу его жизни.
– М-э-э. Что за шутки, Хлыст! – выдавил он и попытался увидеть нападавшего, но Руслан чуть придавил ножом, и тот сдался.
– Ответишь на мои вопросы, жить будешь. Джокер здесь?
– Здесь… – сдавленно ответил незнакомец.
– Это хорошо. Сейчас выйдешь на улицу и позовешь его, чтоб он вышел.
– Толстый, ты, что ли?
– Я худой и жилистый и на твои вопросы отвечать не собираюсь. Ты всё понял?
Чужак закивал.
– Выйдешь на улицу и позовешь Джокера. Если скажешь лишнее, не обессудь. Ежика видел?
– Угу.
– У меня тут дюжина охотников, каждый по стреле пустит, будешь таким же.
– Не пойдет он.
– Что значит не пойдет? Позови, скажи, нашел что ценное.
– Он скажет: принеси.
– Ты скажи, что не можешь донести.
Незнакомец усмехнулся.
– Ты, видать, охотник, точно, с дуба свалился. Не знаешь, кто такой Джокер? Да пусть хоть солнце выйдет, он сначала людей проверить пошлет.
– Руслан, а как он узнал, что ты на дубе живешь? – не к месту встрял Лис.
Брови чужака полезли наверх:
– Мужики? Вы, вообще, откуда?
– Мужики землю ковыряют, а мы охотники, – резко ответил Николай.
Руслан так глянул на Колю, что тот замолк. Ему на миг показалось, что глаза у Руслана становятся желтыми, с вертикальными зрачками.
* * *
При свете костра Ябеда исполнял перед нами какой-то загадочный танец. Сначала он махал руками, как крыльями, потом кричал диким голосом, стращал нас, выпучив остекленелые глаза. Тыкал себе пальцем в уши и размахивал горящей веткой. Ветку я у него тут же отобрал, во избежание пожара. Видя, что ценители из нас с Сережкой никакие, он совершенно отчаялся и, достав из кармана кусок глины, скатал горошины и заложил ими уши.
– Ты зачем это делаешь? – спросил Шустрый.
– Летят, летят, – замахал тот руками, как крыльями, – пить будут.
– Ну и пусть пьют.
– Тебя пить будут, меня… Всех, кого увидят. Уснешь и не проснешься. Долго спать будешь. Навсегда.
– Умрешь, что ли?
Ябеда перепуганно закивал головой.
– А глина в уши зачем, – поинтересовался я, – чтоб умирать не страшно было?
– Чтоб их не слышать. Они скажут спи, и уснешь.
Я пощупал ночное пространство. Есть какая-то живность вокруг, мелкая, из породы любопытных. Вроде ничего серьезного. Однако сознание уловило на дальних подступах нечто.
Это нечто хаотичным облаком приближалось к нам. Зацепил я это облако краем, и мне стало нехорошо, на миг отключился, как будто после тяжелого дня в сон впал.
– Ну-ка, дай глины!
Ябеда полез в карман. Отщипнув себе, протянул Сергею.
– Шустрый, бери кусок и уши залепляй.
– Зачем?
– Бери! Они быстро летят.
– Наших будить?
Не успеть, подумал я, замазывая уши и слыша хлопанье бесчисленных крыльев.
– А-а-а-а! – заорал Ябеда, вновь подпалив ветку и размахивая ею над головой.
– Сдурел! Вы что?!..
Высунувшийся из шалаша Косой застыл, словно заснул на ходу. Лицо его было жутко удивленным. Черная лохматая тварь упала ему на загривок, а он даже не поморщился. Я сбил ее ногой, слегка задев Косого по затылку. Судя по выражению лица, он не обиделся. Просто выпал из поля зрения, завалившись назад в шалаш.
В уши через глину пробивался свист. Он был пронзительным, но его хотелось слушать вечно. Застыть и слушать. И я гнал это наваждение от себя. Отгонял черных, мелькающих в воздухе тварей горящей веткой. Мне жутко хотелось нырнуть в шалаш, чтобы проверить наших. Воображение рисовало их умирающими, облепленными кровопийцами, всех в крови. Но эти гады с кожаными крыльями, шуршащими, словно бумага, не давали мне это сделать. Они кружили и кидались со всех сторон. В черном ночном небе их почти не было видно. Мы кружились втроем как сумасшедшие, раздавая удары невидимым врагам и частенько задевая друг друга, но все же отражая нападение. Лучше всех, на удивление, это выходило у Ябеды. Он уже сбил несколько тварей, причем удачно отправив их в костер. Воздух наполнился запахом горелого мяса и шерсти. Но их, казалось, не убывало. В голове лихорадочно билась мысль: «Что делать? Что делать?»
– В костер! – крикнул я. – Шустрый, в костер дров подкинь, потухнет – и нам…
Шустрый понял и, не отвлекаясь, сдвинул в костер ногой весь припасенный на ночь сушняк. Костер полыхнул. Языки пламени взметнулись к небу, освещая всё вокруг. Стало видно несколько черных точек, ползающих по шалашу. Залезут, суки! Залезут!
