— Шила…
— Я вычеркнула тебя из своей жизни, Рон, пойми ты это наконец. Я не желаю тебя ни видеть, ни слышать, ни помнить. Наш брак был ошибкой, и лучше было исправить ее поздно, чем никогда. Так что, пожалуйста, оставь меня в покое!
— Шила, черт побери! Ты можешь замолчать на Минуту и выслушать?! Я умираю!
— Ну да, конечно. Ты всегда умираешь на своей работе, ни на что другое тебя не остается. А сколько раз я умирала от тоски, живя, как монашка, при живом-то муже, целыми днями уткнувшемся в свой компьютер!
— Шила!!! Это не фигура речи! Я на самом деле умираю. У меня рак мозга!
— Ага, и даже сейчас я должна решать твои п… — Ее рот захлопнулся на полуслове. До нее, наконец, дошло. — Рон, ты это серьезно?
— Хотел бы я, чтобы это было шуткой…
— И… — Она мучительно подбирала слова. — Точно уже ничего нельзя сделать?
— Ничего. Мне осталось совсем немного.
На ее накрашенном лице отразилась борьба чувств, ей явно не хотелось меня впускать, но в то же время в свете открывшихся обстоятельств она не решалась ответить отказом.
— Входи, Рон, — сказала она наконец. — Я в гостиной.
Она встретила меня в дверях комнаты и тут же отступила на шаг, словно боясь, что я попытаюсь ее поцеловать. Злость исчезла с ее лица, уступив место иному выражению. Нет, не жалости — скорее страха. Она смотрела на меня так, словно моя болезнь была заразна. Словно в моем обличье в дом вошла сама Смерть Собственно, так оно и было, но она об этом пока что не могла знать. Мой пистолет лежал во внутреннем кармане.
— Садись, — она сама опустилась на наш длинный восточный диван, тянувшийся почти через всю комнату. Я подвинул себе кресло и сел напротив. Она коротко посмотрела на меня, затем снова отвела взгляд куда-то в угол. Пальцы с наманикюренными ногтями теребили край халата. За ее спиной беззвучно катились невысокие волны и в лучах заката реяли чайки — жидкокристаллические обои демонстрировали программу «вечер на море».
— Ну, как ты тут живешь? — спросил я, прерывая неловкое молчание.
— Ну, в общем, у меня все о’кей, — начала она неуверенно, но вскоре оживилась: — Вот сад переделывать собираюсь. В этом сезоне в моде китайский стиль. Магда себе уже такой сделала, прелесть! Эти бумажные фонарики мне так понравилось… Жалко, что сейчас уже не бывает темноты, я думаю, не заказать ли над садом крышу с затемнением. Я взяла у Магды контактный ее дизайнера…
Она болтала еще о чем-то, но я не слушал. Я смотрел на женщину, с которой прожил шесть лет. Внешне она почти не изменилась, разве что стала больше краситься, сколько я ни отговаривал ее от этой дурацкой манеры. И все же я с трудом мог узнать в этой самодовольной стерве ту нежную девушку с серебряным голосом, которая очаровала меня когда-то. Хотя она и тогда была пустышкой, красивой куклой. Но я говорил себе, что это не от недостатка ума, а от недостатка образования; я тешил себя надеждой, что сам займусь развитием ее личности, что сделаю из нее идеальную спутницу для себя, это представлялось мне интересной творческой задачей…
— Что ты сейчас читаешь? — перебил я ее монолог. Она замерла с открытым ртом, брови округлились укоризненно.
— Но… Рон… я давно уже… сейчас вот сериал идет интересный…
И с этой женщиной я прожил последние годы своей жизни. И эта женщина виновна в моей смерти — если бы не этот чертов бракоразводный процесс, я бы, наверное, обратился к врачу раньше…
— Зачем ты столько красишься, Шила? Я тебе столько раз говорил, что это вульгарно. Чем больше человек озабочен своей внешностью, тем меньше у него внутри. А с этими зелеными волосами ты и вовсе похожа на утопленницу.
Она не знала, обидеться ей или принять это как шутку, и оттого ее лицо обрело комичное выражение. Пока она решала этот вопрос, до меня вдруг дошло, что даже такая глупая вертихвостка, как Шила, не стала бы наводить макияж на ночь глядя без всякого повода. И еще я припомнил, что за время разговора она пару раз мельком взглянула на часы.
— Ты кого-то ждешь, — понял я.
— Ну… в общем, да.
— Понятно, — я поднялся из кресла и прошелся по комнате. — И кто же он?
— Рон, я больше не твоя жена. Я не обязана давать тебе отчет, — смущение быстро испарилось из ее голоса.
— Ну конечно. Но я почему-то обязан отдать тебе этот дом и платить алименты. Тебе не кажется, что это нелогично? Впрочем, логика никогда не была твоей сильной стороной.
— Так ты все-таки пришел насчет раздела имущества! — ее голос окончательно обрел тот же мерзкий тембр, что и во время разговора по ви-фону.
— Да. И я нашел более дешевый и эффективный способ, чем обращаться к адвокату.
Я достал пистолет и навел его на Шилу. В ее глазах метнулся испуг, но она тут же презрительно скривила напомаженные губы:
— Брось, Рон. Ты на это не способен.
— До чего же вы все неоригинальны, — вздохнул я. — Один наш общий знакомый, чей труп сейчас валяется в лесу, тоже так думал.
— Ты… ты хочешь сказать, что и вправду кого-то убил?!
— Да, менее часа назад.
— Кого?! — она даже вскочила с дивана. В голосе ее звучал ужас, но я понял, что испугалась она не за себя. Она решила, что я добрался до ее любовника.
— Шила, я ведь больше не твой муж и не обязан давать тебе отчет, — улыбнулся я.
Ее взгляд сосредоточился на пистолете, смотревшем прямо в вырез ее халата.
— Ты и в самом деле хочешь меня убить? — Она все еще не верила.
— Именно за этим я и пришел.
— А… твоя болезнь? Это правда?
— Нет, конечно. Я это придумал, чтобы ты впустила меня в дом.
Она стрельнула глазами налево, затем направо и поняла, что пытаться бежать бессмысленно. Никому еще не удавалось убежать от лазерного луча. Ее лицо побледнело, отчего макияжные пятна выступили особенно безобразно, затем вдруг стало наливаться багровой яростью. Но прежде, чем поток ругательств успел сорваться с ее губ, она вдруг снова переменилась в лице.
— Рон, — сказала она, — я тут подумала… ну, насчет нашего брака… вообще-то я была неправа… все было не так уж плохо… и даже… мы, может быть, могли бы…
Рука Шилы коснулась кнопки халата, и тот легко соскользнул к ее ногам, оставив ее совершенно голой. В этом сезоне загар опять был не в моде, так что кожа у нее была белая, как брюхо лягушки. Шила стояла так и улыбалась мне — как ей казалось, обольстительно, но на самом деле заискивающе.
Я выстрелил три раза.
Она повалилась на диван, конвульсивно изогнулась, словно в порыве страсти, и застыла с бесстыдно раскинутыми ногами. Я заметил, что она снова отрастила волосы на лобке — меня всегда тошнило от этого зрелища. Я брезгливо отвернулся.
